История любви знатного вельможи и крепостной актрисы давно уже стала чем-то вроде городской легенды, где правда причудливо переплетается с вымыслом. Что и не удивительно. Высший свет, по разным причинам предпочитал об этом умалчивать или придерживаться, что называется, официальной версии. Так что память об этих событиях долгое время хранилась только в устном предании, передававшемся от поколения к поколению и трактовавшемся в меру понимания рассказчиков. Исследователи заинтересовались этими событиями много позже, поэтому всей правды нам уже, конечно, не узнать.
Прасковья Ивановна, дочь крепостного кузнеца, отсюда и ее фамилия – Ковалева, родилась в 1768 году в одном из многочисленных имений Шереметевых. Каком именно, доподлинно неизвестно, но все та же народная молва утверждает, что это было подмосковное Константиново.
С малых лет девочка воспитывалась в доме Марфы Михайловны Долгоруковой, родственницы Шереметевых, а после того, как ее отца вместе с семьей перевели на жительство в Кусково, стала учиться в тамошней артистической школе, готовившей одаренных крестьянских детей к сцене. Шереметевы, владельцы одного из лучших крепостных театров России, на обучение своих актеров не скупились, приглашая для них лучших педагогов того времени. С 17 лет она ужи числится в кусковских штатах как актриса.
Портрет П. И. Жемчуговой в роли Элианы.
На этом портрете Прасковья Ивановна изображена в образе Элианы, героини оперы А. Гретри «Самнитские браки», решившейся преступить законы своего народа ради того, чтобы быть со своим возлюбленным. Надо сказать, что в русском театре второй половины XVIII века господствовали идеи эпохи просвещения, одна из которых отрицала сословные рамки и провозглашала естественное, то есть природное, изначальное, равенство всех людей. Благородство души ставилось выше благородного происхождения. Но, к сожалению, то, что с восторгом принималось на сцене, не находило отклика и поддержки тогдашней морали, закрывавшей глаза на сожительство господ со своими крепостными, но не желавшего признавать возможности столь неравного брака.
И правда, дело по тем временам, было неслыханным.
Граф Николай Петрович Шереметев, потомок древнего и знатного рода, человек образованный, в короткий срок сделавший блестящую карьеру при дворе, да к тому же после смерти отца ставший одним из самых богатых российских вельмож и уж точно самым завидным женихом, мало того, что отдал свое сердце безродной крестьяне, так еще и видел в ней равную, до такой степени, что решился дать ей свое имя и освятить их союз узами церковного брака.
Конечно же, свершись это не сразу. Николай Шереметев был в полной мере человеком своего времени. Всем была известна его слабость к прекрасному полу, чему немало способствовала безмятежная и привольная жизнь в Кускове, в окружении многочисленных дворовых девушек и артисток крепостного театра, охотно принимавших знаки внимания от молодого барина. История о пресловутом носовом платке, который он тайно оставлял в комнате очередной своей избранницы, наглядно характеризует его нрав до встречи с юной актрисой, изменившей всю его жизнь, в которую впервые вошло глубокое и настоящее чувство.
Но сразу решиться на брак он, конечно, не мог. Единственным выходом виделось ему окончательно определить Парашу в театр, где ее несомненный талант обеспечит ей определенное положение и известность.
Он в новом блеске возрождает запустевший было после смерти отца кусковский театр и вскоре ведущей актрисой в нем становится Прасковья Жемчугова (таков был ее сценический псевдоним). Это не было заурядной протекцией: Прасковья Ивановна к тому времени действительно стала выдающейся оперной певицей.
Спектакли с ее участием пользуются неизменным успехом у зрителей, слава о ее голосе разносится далеко за пределы Кускова, но за всем этим внешним блеском таилась глубокая драма.
Николай Петрович все яснее осознавал, что чувства его - не сиюминутная прихоть, и даже не страсть. Он любил и знал, что больше никого полюбить уже не сможет. Много позже в завещательном письме сыну граф Шереметев напишет: «Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Долгое время наблюдал я свойства и качества ее: и нашел украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность, нашел в ней привязанность к святой вере и усерднейшее Богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки». Да и сам Николай Петрович все больше менялся, перенимая характер и добродетели своей возлюбленной. Это было мучительно: нравственное совершенствование само по себе тяжело, к тому же граф Шереметев не обладал достаточной для того волей, а поддержать его было некому. Общество скорее простило бы ему откровенное распутство, но никак не постоянство в этой странной любви. Упреки, замечания, косые взгляды и двусмысленные улыбки встречали его теперь повсюду.
Не менее его страдала и Прасковья Ивановна. Воспитанная в строгих правилах, искренне и горячо верующая, она, не смотря на всю любовь свою к Николаю Петровичу, постоянно мучилась сознанием того, что связь их греховна. Ее, как и графа, сопровождали пересуды, насмешки и злые шутки, происходившие больше от зависти, чем от осуждения. Еще одной бедой стала горячо любимая ею семья. Увидев возвышение Прасковьи Ивановны, они одновременно и укоряли ее, и требовали все больших и больших поблажек и привилегий для себя. Особенно непомерны были притязания одного из братьев – Алексея, тревожившего память сестры и после ее кончины.
Сама же она не изменилась. Никто не видел от нее ни спеси, ни гордыни, ни заносчивости, неминуемо проявившихся бы в душе менее благородной и чистой.
Наконец, Николай Петрович, долгие годы боровшийся сам с собой, решился. Он подписывает Прасковье Ивановне вольную. Поскольку жизнь в Кускове стала для обоих уже невыносимой, они переезжают в дотоле мало известное Останкино, обязанное своим расцветом именно этим событиям. Для Кускова же, напротив, с этого времени начинается медленное увядание.
Между тем начиналась новая эпоха, более свободная от сословных предрассудков. В 1801 году Прасковья Ивановна Ковалева становится графиней Шереметевой. На свадьбе присутствовали только самые близкие и доверенные люди, а сам факт брака долгое время еще держался в строжайшей тайне.
И вот еще одна московская загадка. Традиционно считается, что венчание Николая Петровича и Прасковьи Ивановны состоялось в небольшой церкви Симеона Столпника на Поварской, храм этот и поныне стоит в самом начале Нового Арбата. Доказательством тому служили во-первых, короткая записка, найденная в бумагах близкой подруги Прасковьи Ивановны, крепостной балерины Татьяны Васильевны Шлыковой: в ней указывались место, дата и время бракосочетания, и, во-вторых, указ домовой Канцелярии графа Шереметева от февраля 1803 года.
Церковь Симеона Столпника на Поварской. 1881 год.
Однако в последнее время все чаще и чаще в литературе появляется информация о ранее неизвестных документах, противоречащих давно устоявшемуся мнению об этом событии.
Первый из них – это прошение графа Шереметева от 1803 года, о выдаче его сыну родословной, к которому прилагалось свидетельство из Канцелярии Святейшего Синода где говорится, что «граф Н.П. Шереметев вступил в брак с девицею Прасковьею Ивановною, дочерью Ковалевскою в 1801-м году и венчан того года Ноября 6-го дня … в церкви Николая Чудотворца, что близ стараго Каменнаго моста». Так в то время официально именовался храм Николы в Сапожках, стоявший до 1831 года в самом начале нынешней Воздвиженки, на месте дома № 1 (сейчас в нем размещаются кассы Государственного Кремлевского Дворца).
Фёдор Алексеев «Кремль. Троицкая и Кутафья башни». 1800-е гг.
(Справа - церковь Николы в Сапожках)
Второй документ – это копия записи о брачном обыске графа Н. П. Шереметева. (Брачным обыском назывался документ, заносившийся в церковные книги перед венчанием и содержащий сведения о звании, вероисповедании, месте жительства, возрасте, отсутствии родства, количестве предыдущих браков и некоторой другой информации о женихе и невесте). Так вот в этом брачном обыске также говорится, что венчался граф Шереметев в «церкви Николая Чудотворца, что у старого Каменного моста». Так что на сегодняшний день вопрос о том, в каком храме состоялось венчание остается открытым.
Но как бы там ни было, после этого знаменательного события граф Шереметев и его теперь уже законная супруга поселились в недавно купленном доме на Воздвиженке, который волею судьбы стал последним московским адресом Прасковьи Ивановны.
"Наугольный" дом Шереметевых на Воздвиженке.
Счастье, да и самая жизнь супругов оказались совсем не долгими.
3 февраля (по старому стилю) 1803 года у них рождается сын, названный Дмитрием, по имени особо чтимого Прасковьей Ивановной святого Димитрия Солунского. Это был единственный наследник Николая Петровича, но открыто признать его таковым он не мог, так как известие о его браке все еще не было оглашено. Поэтому Прасковья Ивановна опасалась не только за будущее сына, но и за его настоящее. Еще не оправившаяся после родов, слабая, она постоянно тревожилась о нем, боялась, чтобы его не похитили, просила, чтобы его часто приносили к ней. Единственной радостью для нее было слышать за стеной крик младенца, показывающий, что он здесь, при ней, живой и невредимый. Были ли ее страхи обоснованными или же так сказывалось душевное напряжение долгих лет, неясно. В любом случае все это подтачивало и так уже ослабленное здоровье, и дни ее были сочтены. 23 февраля того же года Прасковья Ивановна умирает.
Николай Петрович остается один на один со своим неизбывным горем. Поддержать и утешить его было некому. Большинство из тех, кого он привык считать друзьями, остались безучастными к его потере и даже не явились проводить Прасковью Ивановну в последний путь. Спустя полвека один из биографов напишет: «судьба решила, что даже гроб страдалицы, этого прелестного и высокого существа, не был достаточно оплакан, чтобы не было толпы молящихся в церкви, чтобы не проводили слезами до могилы».
Граф Шереметев пережил супругу на шесть лет. Да и вряд ли это можно было назвать жизнью, сердце его умерло вместе с ней, и все оставшиеся годы он отдал воспоминаниям о ней и делам благотворительности. Современники прибавили к его родовому имени еще одно, не менее достойное - граф Милосердов.
В 1809 году Николая Петровича не стало. Он так и не увидел открытия в Москве Странноприимного дома, строительство которого началось еще при жизни Прасковьи Ивановны и завершилось уже по смерти ее мужа.
Так закончилась эта история память, о которой живет вот уже третье столетье, и самым прекрасным проявлением ее, несомненно является, Странноприимный дом Шереметевых, ныне НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифософского, где по-прежнему исцеляются людские страдания, как и хотела того эта удивительная женщина, крепостная актриса Прасковья Ивановна Ковалева, в замужестве графиня Шереметева.
Странноприимный дом Шереметевых. 1883 год.
-
-
03.10.2013 в 11:08Такая любовь и так быстро закончилась...
Спасибо большое!
-
-
03.10.2013 в 19:14-
-
04.10.2013 в 00:54-
-
04.10.2013 в 01:16