Ты мечтал родиться сотни лет назад...
"В английских городах богачей и бедняков хоронили на разных кладбищах. Сами кладбища являлись зеркальным отражением как престижных городских кварталов, так и трущоб: мраморные мавзолеи солидных некрополей контрастировали со зловонными кладбищами бедноты. Даже после смерти викторианцы оказывались в той же обстановке, в которой прожили жизнь.
читать дальшеПредставителей различных религиозных конфессий хоронили на разных кладбищах, хотя на одном и тот же кладбище могли быть отграниченные участки, где обретали последний приют англиканцы и католики, иудеи и шотландцы-нонконформисты.
В Средние века людей из высших сословий хоронили внутри церкви — в склепах, каменных гробницах или прямо под полом. Иногда гробницы украшали статуями в полный рост, а поскольку человеческая память столь же причудлива, сколь недолговечна, со временем эти скульптуры обрастали легендами. Например, средневековую статую рыцаря в доспехах, установленную в церкви Святого Ботолфа в Иствике (Хартфордшир), считали памятником великану — покровителю деревни.
Могилы остальных традиционно располагались вокруг церкви. На месте захоронения воздвигали могильную плиту, на которой писали имя и даты жизни покойника. Хозяева нередко платили за похороны слуг и покупали им надгробные камни за свой счет. В таком случае имя нанимателя тоже могли выбить на надгробии, причем даже большими буквами, чем имя скончавшегося слуги. Надгробия было принято украшать эпитафиями, в основном сентиментальными, хотя попадаются и довольно ехидные образцы. Известная на всю Великобританию эпитафия украшает могилу в приходе Нортмавин на Шетландских островах. Надпись гласит: «ДОНАЛЬД РОБЕРТСОН (родился 1 января 1785 года, скончался 4 июня 1848 года в возрасте 63 лет). Он был тихим, миролюбивым человеком и добрым христианином. Его безвременная кончина вызвана дуростью ЛОРЕНСА ТУЛЛОХА из Клотертона, который продал ему селитру вместо слабительного, вследствие чего он скончался через три часа после принятия одной дозы».
Со стремительным ростом урбанизации мест на городских кладбищах стало не хватать. В начале XIX века появляются частные кладбища, построенные на деньги акционеров, рассчитывавших получить прибыль от платы за погребения. Стоимость погребения могла быть высока, но скорбящих родственников устраивала чистота и надежность новых кладбищ. Частные некрополи не были привязаны к церкви, своей планировкой они скорее напоминали парки. Усаженные деревьями и цветами, с мраморными обелисками, которые старались перещеголять друг друга роскошью, эти кладбища становились подходящим местом для семейной прогулки в выходной. Кладбищами нового образца считаются некрополь Глазго и кладбище Кенсал-Грин на западе Лондона.
Вместе с тем нерешенным оставался вопрос о захоронениях простого люда. Не имея возможности купить участок на престижном кладбище, небогатые горожане продолжали хоронить мертвецов на кладбищах при церкви. В конце 1830-х годов Джордж Уокер, врач из Лондона, произвел инспекцию городских кладбищ и опубликовал доклад, от которого встали дыбом волосы даже у видавших виды лондонцев. Уокер утверждал, что на кладбищах Ист-Энда видел человеческие кости, сваленные в груду, черепа с остатками волос, гниющие гробы и пьяных могильщиков. Негодование доктора Уокера разделял общественный реформатор Эдвин Чадуик, изучавший положение лондонской бедноты. Чадуик настаивал на создании государственных кладбищ, где малоимущих горожан хоронили бы достойно и за умеренную плату. После докладов Уокера и Чадуика дело сдвинулось с мертвой точки. В 1852 году был принят Акт о городских захоронениях, положивший начало открытию новых кладбищ за городской чертой. В 1880-х стоимость захоронения на муниципальном кладбище варьировалась от фунта до пяти фунтов в зависимости от «класса» могилы, т. е. ее размера и месторасположения. За надгробие приходилось платить дополнительно.
Чтобы не разориться на похоронах, небогатые англичане загодя покупали похоронную страховку, делая еженедельные выплаты в размере от трех до десяти пенсов. За неимением страховки они готовы были отнести ростовщику любые ценности, лишь бы только избежать страшной участи — захоронения в общей могиле. Нет на свете ничего ужаснее и постыднее. Так называемые «похороны нищего» являлись полной противоположностью викторианскому идеалу похорон. Эта участь была уготована тем, кого хоронили за счет прихода, например обитателям работных домов. Казалось, что саму процедуру похорон тщательно разработали, чтобы унизить покойника и его семью. Тела клали в грубо сколоченные гробы, которые опускали в общую могилу. Молитвы над ними читали наспех. Самой тяжкой обидой для родни покойного был запрет на установку надгробия, существовавший в некоторых приходах. Общая могила должна была оставаться анонимной, чтобы имена мертвых бедняков исчезли из людской памяти. Подобные похороны считались таким бесчестьем, что некоторые семьи, скопив немного денег, добивались эксгумации своего покойника из общей могилы, чтобы перезахоронить его уже в отдельной.
Все-таки сельский погост по сравнению с городскими кладбищами выглядел куда уютнее. Туда-то мы и отправимся сейчас, примкнув к пешей траурной процессии. Покойника на кладбище следовало вносить ногами вперед, а хоронить ногами на восток. В Дербишире считали, что в таком случае умершему проще будет подняться во время Страшного суда, когда Иисус взойдет на Масличную гору на востоке. В большинстве приходов северная часть кладбища считалась непригодной для погребения добропорядочных христиан. Там хоронили чужаков, нищих, самоубийц, некрещеных младенцев. В Хартфордшире верили, что по этой стороне бродит дьявол. Как объясняет фольклорист Стив Роуд, это суеверие связано с архитектурой английских церквей, расположенных на оси восток — запад. Таким образом, вход на кладбище оказывался с юга, так что входящие могли сразу же увидеть могилы, расположенные на южной стороне. Захоронения на северной стороне были скрыты от людских глаз, поэтому и хоронили там тех, о ком лишний раз лучше не вспоминать. К тому же, северная сторона находилась в тени от здания церкви. Лежать там после смерти будет зябко.
Повсеместным был страх погребения заживо. Масла в огонь подливали рассказы о стуке из склепов, а также байки могильщиков, якобы находивших скрюченные в странных позах скелеты. Чтобы избежать этой страшной участи, обеспокоенные граждане принимали меры. Особенно расстарался преподобный Ричард Орме, викарий церкви Всех Святых в Хартфорде, оставивший подробные инструкции касательно собственных похорон. Беспокойного священника погребли в надземной гробнице, забор вокруг нее с одной стороны разобрали, чтобы покойнику проще было выбраться, случись ему ожить. Запасной ключ от гробницы положили в гроб, вместе с буханкой хлеба и бутылкой вина (на случай, если у покойника разыграется аппетит). Хотя викария похоронили в 1845 году, потомки, верные его наказам, запечатали гробницу только в 1881.
Во время похорон в церкви били в колокол — в память об умершем или, согласно популярному мнению, чтобы отогнать злых духов от могилы. Отсюда и пошло выражение «по ком звонит колокол», увековеченное как в стихотворении Джонна Донна, так и в романе Эрнеста Хеминнгуэя. В зависимости от графства по числу колокольных ударов узнавали пол умершего. К примеру, в Мэршеме (Норфолк) выстраивалась своеобразная иерархия: 9 раз звонили по женатому мужчине, 8 — по холостяку, 7 — по замужней женщине, 6 — по старой деве, 4 — по мальчику и 3 — по девочке.
В Шотландии верили, что дух последнего покойника будет сторожить кладбище до тех пор, пока следующий призрак не сменит его на этом посту. В обязанности призрака входило наблюдение за тем, чтобы в освященной земле случайно не зарыли самоубийцу или некрещеного младенца. Непонятно, правда, как именно он должен был предотвращать подобные нарушения. Возможно, появиться перед плакальщиками и препроводить их в северную часть. Поскольку никому не хотелось, чтобы именно их дедушка так утруждал себя после смерти, в случае нескольких похорон в один день каждая процессия старалась добраться до кладбища первой. У ворот запросто могла завязаться потасовка.
Однако чаще всего несколько ночей после похорон могилу сторожили не призраки, а родные покойника, из опасения, что до тела доберутся похитители трупов, они же «воскресители».
Кражи тел стали серьезной проблемой в Англии XVIII — начала XIX века. С развитием медицины требовалось все больше трупов для вскрытия в анатомических театрах. Одна беда — по закону для этих целей дозволялось использовать только тела висельников. Посмертное вскрытие считалось частью наказания. Хотя в Англии вешали достаточно преступников, их тела не могли обеспечить все медицинские университеты. Из-за нехватки трупов некоторые врачи прибегали к услугам «похитителей тел», которые тайком вскрывали свежие захоронения и уносили мертвецов. Поговаривали, что именно «воскресители» распускают слухи о привидениях, чтобы никто не отважился прийти на кладбище ночной порой, а сами они могли без помех заниматься своим бесчестным ремеслом. Доходило до абсурда — некий житель Уитвелла, городка в Хартфордшире, хвастался, что самолично выкопал и продал тело своей бабушки! По крайней мере, деньги остались в семье.
Английские законодатели боролись с этой проблемой как могли, но их решения не вызывали энтузиазма среди простого люда. В 1832 году был принят Анатомический акт, согласно которому врачи получили право вскрывать тела неопознанных нищих, заключенных и обитателей работных домов. Этот закон вызвал возмущение среди малоимущих слоев населения, ведь посмертное вскрытие стойко ассоциировалось с наказанием. «Теперь с нами будут обращаться как с преступниками», — рассуждали бедняки. Если они и раньше не особенно доверяли врачам, то после Акта 1832 года пришли к выводу, что те нарочно будут залечивать их до смерти, чтобы заполучить их труп! Но так или иначе, а воровство тел начиная с 1830-х годов пошло на спад.
Среди горожан среднего класса и аристократии было принято расходиться по домам сразу после похорон. На память гостям выдавали карточки, на которых были написаны имя и возраст умершего, дата смерти и месторасположение могилы. Зато гостеприимные провинциалы устраивали поминки, во время которых подавали ветчину, овощи, разнообразные пироги и всегда вдоволь чая. Чтобы на всех гостей хватило столовых приборов, их одалживали у соседей, в местном кабаке или даже у гробовщика, в лавке которого хранились запасы на все случаи жизни и смерти.
В сельских церквях практиковался интересный обычай поминовения усопших девственниц. На скамью, где они сидели при жизни, прикрепляли венок из искусственных цветов, шелковых или бумажных, с белой бумажной перчаткой в центре. На перчатке писали имя и возраст покойницы. В качестве символа чистоты на могиле девственницы сажали куст белых роз.
В Уорикшире родственницы покойного приходили на первую после похорон службу в траурным вуалях, но не откидывали их с лица и не вставали с места даже во время пения гимнов. Могилы там украшали цветами не только в день смерти, но и в день рождения покойника. Особым почтением к мертвым отличались валлийцы. Они посещали могилы в Вербное воскресенье или на Пасху, выпалывали сорняки, заново белили надгробья, а могилу украшали цветами.
читать дальшеПредставителей различных религиозных конфессий хоронили на разных кладбищах, хотя на одном и тот же кладбище могли быть отграниченные участки, где обретали последний приют англиканцы и католики, иудеи и шотландцы-нонконформисты.
В Средние века людей из высших сословий хоронили внутри церкви — в склепах, каменных гробницах или прямо под полом. Иногда гробницы украшали статуями в полный рост, а поскольку человеческая память столь же причудлива, сколь недолговечна, со временем эти скульптуры обрастали легендами. Например, средневековую статую рыцаря в доспехах, установленную в церкви Святого Ботолфа в Иствике (Хартфордшир), считали памятником великану — покровителю деревни.
Могилы остальных традиционно располагались вокруг церкви. На месте захоронения воздвигали могильную плиту, на которой писали имя и даты жизни покойника. Хозяева нередко платили за похороны слуг и покупали им надгробные камни за свой счет. В таком случае имя нанимателя тоже могли выбить на надгробии, причем даже большими буквами, чем имя скончавшегося слуги. Надгробия было принято украшать эпитафиями, в основном сентиментальными, хотя попадаются и довольно ехидные образцы. Известная на всю Великобританию эпитафия украшает могилу в приходе Нортмавин на Шетландских островах. Надпись гласит: «ДОНАЛЬД РОБЕРТСОН (родился 1 января 1785 года, скончался 4 июня 1848 года в возрасте 63 лет). Он был тихим, миролюбивым человеком и добрым христианином. Его безвременная кончина вызвана дуростью ЛОРЕНСА ТУЛЛОХА из Клотертона, который продал ему селитру вместо слабительного, вследствие чего он скончался через три часа после принятия одной дозы».
Со стремительным ростом урбанизации мест на городских кладбищах стало не хватать. В начале XIX века появляются частные кладбища, построенные на деньги акционеров, рассчитывавших получить прибыль от платы за погребения. Стоимость погребения могла быть высока, но скорбящих родственников устраивала чистота и надежность новых кладбищ. Частные некрополи не были привязаны к церкви, своей планировкой они скорее напоминали парки. Усаженные деревьями и цветами, с мраморными обелисками, которые старались перещеголять друг друга роскошью, эти кладбища становились подходящим местом для семейной прогулки в выходной. Кладбищами нового образца считаются некрополь Глазго и кладбище Кенсал-Грин на западе Лондона.
Вместе с тем нерешенным оставался вопрос о захоронениях простого люда. Не имея возможности купить участок на престижном кладбище, небогатые горожане продолжали хоронить мертвецов на кладбищах при церкви. В конце 1830-х годов Джордж Уокер, врач из Лондона, произвел инспекцию городских кладбищ и опубликовал доклад, от которого встали дыбом волосы даже у видавших виды лондонцев. Уокер утверждал, что на кладбищах Ист-Энда видел человеческие кости, сваленные в груду, черепа с остатками волос, гниющие гробы и пьяных могильщиков. Негодование доктора Уокера разделял общественный реформатор Эдвин Чадуик, изучавший положение лондонской бедноты. Чадуик настаивал на создании государственных кладбищ, где малоимущих горожан хоронили бы достойно и за умеренную плату. После докладов Уокера и Чадуика дело сдвинулось с мертвой точки. В 1852 году был принят Акт о городских захоронениях, положивший начало открытию новых кладбищ за городской чертой. В 1880-х стоимость захоронения на муниципальном кладбище варьировалась от фунта до пяти фунтов в зависимости от «класса» могилы, т. е. ее размера и месторасположения. За надгробие приходилось платить дополнительно.
Чтобы не разориться на похоронах, небогатые англичане загодя покупали похоронную страховку, делая еженедельные выплаты в размере от трех до десяти пенсов. За неимением страховки они готовы были отнести ростовщику любые ценности, лишь бы только избежать страшной участи — захоронения в общей могиле. Нет на свете ничего ужаснее и постыднее. Так называемые «похороны нищего» являлись полной противоположностью викторианскому идеалу похорон. Эта участь была уготована тем, кого хоронили за счет прихода, например обитателям работных домов. Казалось, что саму процедуру похорон тщательно разработали, чтобы унизить покойника и его семью. Тела клали в грубо сколоченные гробы, которые опускали в общую могилу. Молитвы над ними читали наспех. Самой тяжкой обидой для родни покойного был запрет на установку надгробия, существовавший в некоторых приходах. Общая могила должна была оставаться анонимной, чтобы имена мертвых бедняков исчезли из людской памяти. Подобные похороны считались таким бесчестьем, что некоторые семьи, скопив немного денег, добивались эксгумации своего покойника из общей могилы, чтобы перезахоронить его уже в отдельной.
Все-таки сельский погост по сравнению с городскими кладбищами выглядел куда уютнее. Туда-то мы и отправимся сейчас, примкнув к пешей траурной процессии. Покойника на кладбище следовало вносить ногами вперед, а хоронить ногами на восток. В Дербишире считали, что в таком случае умершему проще будет подняться во время Страшного суда, когда Иисус взойдет на Масличную гору на востоке. В большинстве приходов северная часть кладбища считалась непригодной для погребения добропорядочных христиан. Там хоронили чужаков, нищих, самоубийц, некрещеных младенцев. В Хартфордшире верили, что по этой стороне бродит дьявол. Как объясняет фольклорист Стив Роуд, это суеверие связано с архитектурой английских церквей, расположенных на оси восток — запад. Таким образом, вход на кладбище оказывался с юга, так что входящие могли сразу же увидеть могилы, расположенные на южной стороне. Захоронения на северной стороне были скрыты от людских глаз, поэтому и хоронили там тех, о ком лишний раз лучше не вспоминать. К тому же, северная сторона находилась в тени от здания церкви. Лежать там после смерти будет зябко.
Повсеместным был страх погребения заживо. Масла в огонь подливали рассказы о стуке из склепов, а также байки могильщиков, якобы находивших скрюченные в странных позах скелеты. Чтобы избежать этой страшной участи, обеспокоенные граждане принимали меры. Особенно расстарался преподобный Ричард Орме, викарий церкви Всех Святых в Хартфорде, оставивший подробные инструкции касательно собственных похорон. Беспокойного священника погребли в надземной гробнице, забор вокруг нее с одной стороны разобрали, чтобы покойнику проще было выбраться, случись ему ожить. Запасной ключ от гробницы положили в гроб, вместе с буханкой хлеба и бутылкой вина (на случай, если у покойника разыграется аппетит). Хотя викария похоронили в 1845 году, потомки, верные его наказам, запечатали гробницу только в 1881.
Во время похорон в церкви били в колокол — в память об умершем или, согласно популярному мнению, чтобы отогнать злых духов от могилы. Отсюда и пошло выражение «по ком звонит колокол», увековеченное как в стихотворении Джонна Донна, так и в романе Эрнеста Хеминнгуэя. В зависимости от графства по числу колокольных ударов узнавали пол умершего. К примеру, в Мэршеме (Норфолк) выстраивалась своеобразная иерархия: 9 раз звонили по женатому мужчине, 8 — по холостяку, 7 — по замужней женщине, 6 — по старой деве, 4 — по мальчику и 3 — по девочке.
В Шотландии верили, что дух последнего покойника будет сторожить кладбище до тех пор, пока следующий призрак не сменит его на этом посту. В обязанности призрака входило наблюдение за тем, чтобы в освященной земле случайно не зарыли самоубийцу или некрещеного младенца. Непонятно, правда, как именно он должен был предотвращать подобные нарушения. Возможно, появиться перед плакальщиками и препроводить их в северную часть. Поскольку никому не хотелось, чтобы именно их дедушка так утруждал себя после смерти, в случае нескольких похорон в один день каждая процессия старалась добраться до кладбища первой. У ворот запросто могла завязаться потасовка.
Однако чаще всего несколько ночей после похорон могилу сторожили не призраки, а родные покойника, из опасения, что до тела доберутся похитители трупов, они же «воскресители».
Кражи тел стали серьезной проблемой в Англии XVIII — начала XIX века. С развитием медицины требовалось все больше трупов для вскрытия в анатомических театрах. Одна беда — по закону для этих целей дозволялось использовать только тела висельников. Посмертное вскрытие считалось частью наказания. Хотя в Англии вешали достаточно преступников, их тела не могли обеспечить все медицинские университеты. Из-за нехватки трупов некоторые врачи прибегали к услугам «похитителей тел», которые тайком вскрывали свежие захоронения и уносили мертвецов. Поговаривали, что именно «воскресители» распускают слухи о привидениях, чтобы никто не отважился прийти на кладбище ночной порой, а сами они могли без помех заниматься своим бесчестным ремеслом. Доходило до абсурда — некий житель Уитвелла, городка в Хартфордшире, хвастался, что самолично выкопал и продал тело своей бабушки! По крайней мере, деньги остались в семье.
Английские законодатели боролись с этой проблемой как могли, но их решения не вызывали энтузиазма среди простого люда. В 1832 году был принят Анатомический акт, согласно которому врачи получили право вскрывать тела неопознанных нищих, заключенных и обитателей работных домов. Этот закон вызвал возмущение среди малоимущих слоев населения, ведь посмертное вскрытие стойко ассоциировалось с наказанием. «Теперь с нами будут обращаться как с преступниками», — рассуждали бедняки. Если они и раньше не особенно доверяли врачам, то после Акта 1832 года пришли к выводу, что те нарочно будут залечивать их до смерти, чтобы заполучить их труп! Но так или иначе, а воровство тел начиная с 1830-х годов пошло на спад.
Среди горожан среднего класса и аристократии было принято расходиться по домам сразу после похорон. На память гостям выдавали карточки, на которых были написаны имя и возраст умершего, дата смерти и месторасположение могилы. Зато гостеприимные провинциалы устраивали поминки, во время которых подавали ветчину, овощи, разнообразные пироги и всегда вдоволь чая. Чтобы на всех гостей хватило столовых приборов, их одалживали у соседей, в местном кабаке или даже у гробовщика, в лавке которого хранились запасы на все случаи жизни и смерти.
В сельских церквях практиковался интересный обычай поминовения усопших девственниц. На скамью, где они сидели при жизни, прикрепляли венок из искусственных цветов, шелковых или бумажных, с белой бумажной перчаткой в центре. На перчатке писали имя и возраст покойницы. В качестве символа чистоты на могиле девственницы сажали куст белых роз.
В Уорикшире родственницы покойного приходили на первую после похорон службу в траурным вуалях, но не откидывали их с лица и не вставали с места даже во время пения гимнов. Могилы там украшали цветами не только в день смерти, но и в день рождения покойника. Особым почтением к мертвым отличались валлийцы. Они посещали могилы в Вербное воскресенье или на Пасху, выпалывали сорняки, заново белили надгробья, а могилу украшали цветами.
@темы: История, Этнография