[Wallhall]

О санитарной обстановке в Москве XVII в. по материалам археологических раскопок на Манежной площади.

Из книги А. Г. Векслева "Манеж и Манежная площадь Москвы".

"Еще в XVI в. главным торговым центром Москвы стал Китай-город, который наряду с этим являлся местом жительства знати и богатых купцов.

При этом основное ремесленное и торговое население размещалось на территории Белого города и Деревянного города, куда входили и такие ремесленные слободы, как Заяузье и Замоскворечье. Что же касается Занеглименья, то о его «специализации» красноречивее всего говорят названия его рядов и переулков: Охотный, Птичий и Пряничный, Яблочный, Дынный и Огуречный, Крупяной, Капустный и Обжорный. Правда, в 1670 г. Охотный ряд был переведен на место занимаемое современной гостиницей «Москва», но общей картины это не меняло: здесь универсальная торговая сторона. Здесь можно было и накупиться всякого товара, и досыта наесться в на удивление чистых кабаках.

А откуда мы взяли, что - в чистых? Разве классическая русская литература и фильмы не говорят обратное – что в чаду и дыму, в грязи на столах и объедках под ногами сидели там унылые или буйные пьяницы, то ругаясь. то заводя печальные песни?
Нет, получается совсем не так. Согласно археологическим данным, сам уровень культуры был здесь и тогда достаточно высок, чтобы исключить подобные представления о быте москвичей.

Начнем, с общей, городской «гигиены» Поднявшись до этого яруса, мы бы удивились чистоте на улицах. Картина художника, на которой москвичка поднимает полы платья, чтобы пройти по грязи, не запачкав их, не слишком соответствует истине. Разве что в сильный дождь.
Дело в том, что раскопки показывают: каждый из этих рядов и переулков был хорошо замощен. Мостовые были, правда, бревенчатыми, но их явно не доводили до запущенного состояния, и они прекрасно сохранились даже сегодня, пусть и под землей и асфальтом. Их бревенчатые покрытия – древние настилы мостов обнаружены на целом ряде участков Манежной площади. За века мостовые наслоились: удалось проследить три-четыре яруса этого дорожного мощения, последовательно менявшегося во времени от Ивана Грозного до царя Алексея Михайловича. На одном из участков было обнаружено даже пять ярусов, последовательно сменявших друг друга: в древности здесь шел проезд, соединявший трассы Тверской и Волоцкой дорог.

Настилы состояли из округлых бревен и уплощенных плах диаметром 20-30 см, уложенных на продольные мощные бревна-лаги.
Эту же картину видят и тогдашние посетители русской столицы: «По улицам всюду мостки и хворостяные гати вместе мостовой», «Улицы широки, но осенью и в дождливую погоду очень грязны и вязки. Поэтому большинство улиц застлано круглыми бревнами, поставленными рядом; по ним идут, как по мосткам».

Более того, некоторое время улицы мостили и булыжником. Во всяком случае, наши археологи удивились, когда на трассе Лоскутного переулка ниже бревенчатых оказались булыжные мостовые. Эта дорога была вымощена в конце XVIIв. Понятно, что позднее что-то произошло, раз камень снова заменили на бревна, но сама культура чистых улиц, как видим, продолжала существовать. К тому же можно и предположить, что именно произошло после конца XVII в.: реформы Петра. Они так напрягли страну, что оказалось не до сбора булыжника – на Петербург бы хватило…

Кстати, как уже говорилось, по этой дороги в Занеглименье несомненно проезжал и сам Петр Великий. Да и куда ему было деться. если мощеная деревом Тверская дорога как раз и появляется в археологическом горизонте второй половины XVI – XVII вв. Правда, это была не нынешняя Тверская – тогдашняя главная трасса страны проходила от кремлевской Кутафьей башни сначала в сторону Большой Никитской улицы, а далее по Моховой и лишь за нынешней гостиницей «Националь» поднималась в гору и шла далее, куда ей положено. Впрочем, прямая дорога к Красной площади также существовала. (…)

Второе, почему мы можем смело говорить о соответствующем времени, конечно, но – чистом и гигиеническом быте московского горожанина в период после Смуты, - это археологические сведения о потребностях этого самого горожанина. Он начинал обед с пользования рукомоем, его жена готовила обед в печи, украшенной изразцами, на стол она ставила чернолощеную посуду, при этом игриво выставляла ножку, обутую в сапожок с тиснеными узорами, и лукаво улыбалась подкрашенными губками. А на запястье как бы невзначай спадал браслет тонкой ювелирной работы…

Могли люди с такими запросами выбрать кабак, вылавливать из щей тараканов? Вряд ли. И ведь речь идет не о каких-то исключительно богатых горожанах. Судя по развитию ремесленного производства, спрос на указанные изделия был массовым."