Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Электронная библиотека ГПИБ России: www.bibliofika.ru/

Театральная библиотека: teatr-lib.ru/

Архив журнала "Наука и жизнь":www.opoccuu.com/nauka-i-zhizn.htm

Архитектура и проектирование | Архитектурные конкурсы. totalarch.com/

запись создана: 09.10.2014 в 21:21

@темы: Книги, Полезное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Библиотека военной литературы: militera.lib.ru/h/index.html

@темы: История, Книги, Найденное

---

Журналы СССР: sites.google.com/site/zurnalysssr/

Там же архив журнала "Наука и жизнь" (1934-1991гг.): sites.google.com/site/zurnalysssr/home/nauka-i-...

@темы: Книги, Интересное, Найденное

---

@темы: Книги, Музыка, Фильмы, Из детства

---

Источник: nikolai-endegor.livejournal.com/63392.html

Прогулки по Парижу. По следам мушкетеров .

Так получилось, что этот довольно старый текст полностью был опубликован только в блоге на мейл.ру, который, как и все остальные мылрушные блоги, приговорен нынче к уничтожению. Пока еще есть возможность, я решил сохранить в ЖЖ его копию. Заодно исправляю некоторые неточности и даю новые редакции фотографий


Любите ли вы бессмертный роман Александра Дюма и его героев? Знаете ли, что многие уголки Парижа отлично сохранили дух тех романтических и прекрасных времен? Интересно ли вам взглянуть на тот Париж, который описан в романе? Если хоть на один вопрос вы ответили "да!", приглашаю вас в Париж мушкетеров. Текст, который следует ниже, построен по принципу: цитата из романа (с сохранением порядка глав) – фотографии и комментарии. Цитаты из романа даны синим цветом, а мои комментарии - черным. Итак, путешествие по современному Парижу, следуя за героями Дюма

Александр Дюма. Три мушкетера

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА,
где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь
рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и
оканчиваются на "ос" и "ис"

Несомненно, следует начать с самого автора романа – Александра Дюма-отца. Вот он сидит – сибарит, трудоголик и жизнелюб.

Автор



Тем, кому интересны его личность и творчество, рекомендую посетить сайт Дюмания (www.dumania.borda.ru) – найдете много для себя интересного. А пока два слова о памятнике. Это последняя работа известного художника-графика, мастера иллюстрации Гюстава Доре. А. Моруа («Три Дюма» пишет: «Гюстава Доре вдохновил сон Дюма-отца, когда-то рассказанный им сыну: "Мне приснилось, что я стою на вершине скалистой горы, и каждый ее камень напоминает какую-либо из моих книг". На вершине огромной гранитной глыбы – точно такой, какую он видел во сне, сидит, улыбаясь, бронзовый Дюма. У его ног расположилась группа: студент, рабочий, молодая девушка, навеки застывшие с книгами в руках». Стоит памятник на площади Мальзерб, где находилась последняя квартира писателя, и его можно увидеть прямо от выхода из одноименной станции метро (M° Malesherbes - название по-французски для тех, кто захочет найти станцию на плане Парижского метро).

Памятник Александру Дюма-отцу у метро Мальзерб



Площадь эту одно время даже хотели переименовать в Площадь трех Дюма, поскольку в центре нее стоял памятник наполеоновскому генералу Александру Дюма (деду и отцу двух других Александров), а по краям размещались памятники Александру Дюма-отцу (автору «Трех мушкетеров» и Александру Дюма-сыну, драматургу и писателю, автору «Дамы с камелиями». Однако, памятник Дюма-деду убрали, а площадь переименовали совсем по-иному – вместо имени академика Кретьена Мальзерба (защищавшего короля Людовика ХVI на процессе времен Великой французской революции и отправившегося за это на гильотину вслед за своим подзащитным по обвинению в «шпионаже в пользу Англии» она теперь носит имя безвестного генерала Карту.

Но вернемся к тексту предисловия

"Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на "Воспоминания г-на д'Артаньяна", напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня; я унес эти мемуары домой, разумеется, с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился."

Итак, в первом же абзаце мы встречаем имя главного героя романа.

Знакомьтесь: шевалье д'Артаньян



Шевалье д'Артаньян собственной персоной восседает с обратной стороны пьедестала памятника А.Дюма. Именно его видишь первого, когда подходишь к памятнику от станции "Мальзерб".

Конечно, Доре изобразил здесь д'Артаньяна – героя романа "Три мушкетера", а не того д'Артаньяна, чьи мемуары писатель обнаружил в библиотеке. «Дюма заимствовал фабулу мемуаров, кое-что изменил, кое-что дополнил, не знал еще, что мемуары подложные. Их написал отставной офицер Гатьен Куртильс де Сандра, живший значительно позже событий, описанных в мемуарах и в романе "Три мушкетера". Де Сандра положил в основу своих вымышленных мемуаров ряд подлинных фактов и в том числе события из жизни Шарля де Батц Кастельморо д'Артаньяна, которую он знал достаточно подробно. Биография этого человека была настолько богата приключениями, что если бы д'Артаньян владел пером столь же искусно, сколь оружием, то перед его воспоминаниями побледнел бы любой вымысел романиста» - это цитата из статьи о жизни реального д'Артаньяна (Б. Бродский и Л. Лабезникова, " Наука и жизнь",N 10, 1964). И этого второго, а точнее - первого, д'Артаньяна Париж тоже помнит и чтит.

Мемориальная доска в память о "настоящем" д'Артаньяне



Мемориальная доска на угловом доме улицы Бак и набережной Вольтера (M° Rue du Bac) оповещает о том, что здесь жил Шарль де Батц- Кастельмор д'Артаньян, капитан-лейтенант мушкетеров Людовика XIV, убитый под Маастрихтом в 1673 году и увековеченный Александром Дюма. Что ж, правильное место жительства выбрал капитан-лейтенант, прямо у Королевского моста через Сену, напротив Лувра, главного места своей службы.


Улица Бак, д.1. Здесь когда-то жил капитан-лейтенант д'Артаньян



На этой фотографии мемориальная доска видна в правом нижнем углу. А еще правее, в нескольких шагах от жилища д'Артаньяна, в домах 13-17 по улице Бак располагались казармы мушкетеров, где большинство из них получили жилье за счет казны. Кстати, именно в бытность д'Артаньяна капитаном мушкетеров это и произошло (1670г.). Увы, до наших дней казармы не сохранились и нынешние дома №13, 15 и 17 ничем особенным кроме своего исторического месторасположения не отличаются.

Однако, достаточно о прототипах, вернемся к тексту романа и его героям.


I. ТРИ ДАРА Г-НА Д'АРТАНЬЯНА-ОТЦА

"…Итак, д'Артаньян вступил в Париж пешком, неся под мышкой свой узелок, и бродил по улицам до тех пор, пока ему не удалось снять комнату, соответствующую его скудным средствам. Эта комната представляла собой подобие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга."

Улица Могильшиков (ныне улица Сервандони)



Бывшая улица Могильщиков, а ныне улица Сервандони змейкой сбегает вниз от улицы Вожирар к церкви Сен-Сюльпис. Это теперь она находится в самом сердце Парижа, в двух шагах от Люксембургского сада и Сен-Жермен-де-Пре, а во времена мушкетеров это было предместье, лежащее за городскими стенами. Неудивительно, что именно здесь д'Артаньян нашел пристанище по своему кошельку.

О доме, где поселился д'Артаньян, поговорим чуть позже, а пока стоит познакомится с географией места, на котором происходят многие события романа. Место это совсем небольшое – это бывший и нынешний Люксембургский квартал (M° St.Sulpice), где живут и служат все главные герои. Как это ни странно, но структура основных улиц квартала сохранилась и по сей день. Так что, пользоваться вот этим планом, которому более трехсот лет, можно еще и сейчас.


"Мушкетерские места" на плане Парижа 17 века




Для сравнения приведу и современный план того же места.

Люксембургский квартал на плане современного Парижа



________________________________

"…Внеся задаток, д'Артаньян сразу же перебрался в свою комнату и весь остаток дня занимался работой: обшивал свой камзол и штаны галуном, который мать спорола с почти совершенно нового камзола г-на д'Артаньяна-отца и потихоньку отдала сыну. Затем он сходил на набережную Железного Лома и дал приделать новый клинок к своей шпаге."

Набережная Железного Лома (ныне Кожевенная)




Бывшая набережная Железного Лома (quai de la Ferraille) носит сейчас название Кожевенной (quai de la Megisserie), хотя ни кузнечных мастерских, ни кожевенных лавок здесь давно уже нет. Зато по утрам тут кричат петухи, весь день слышен лай собак, пахнет домашней животиной и диковинными цветами. Набережная оккупирована зоомагазинами, торговцами растениями, рыбками и другими одушевленными и неодушевленными объектами для дома и сада.

Ау, кузнецы!... Ау, кожевники...



________________________________

"…После этого он дошел до Лувра и у первого встретившегося мушкетера справился, где находится дом г-на де Тревиля. Оказалось, что дом этот расположен на улице Старой Голубятни, то есть совсем близко от места, где поселился д'Артаньян, - обстоятельство, истолкованное им как предзнаменование успеха."

Улица Старой Голубятни




Улица Старой Голубятни (rue du Vieux Colombier) выходит к главному – восточному – фасаду церкви Сен-Сюльпис, одна из башен которой видна в глубине. А улица Сервандони (Могильшиков), где обитал д'Артаньян, отходит от южного фасада церкви. Так что, действительно, от своей квартиры до дома де Тревиля д'Артаньяну было рукой подать.


II. ПРИЕМНАЯ Г-НА ДЕ ТРЕВИЛЯ

"...Кроме утреннего приема у короля и у кардинала, в Париже происходило больше двухсот таких "утренних приемов", пользовавшихся особым вниманием. Среди них утренний прием у де Тревиля собирал наибольшее число посетителей. Двор его особняка, расположенного на улице Старой Голубятни, походил на лагерь уже с шести часов утра летом и с восьми часов зимой. Человек пятьдесят или шестьдесят мушкетеров, видимо, сменявшихся время от времени, с тем чтобы число их всегда оставалось внушительным, постоянно расхаживали по двору, вооруженные до зубов и готовые на все."

Увы, ни одного особняка достойного капитана мушкетеров на улице Старой Голубятни сейчас нет. Но представить себе двор дома де Тревиля нетрудно. Их и сейчас еще немало сохранилось в Париже – обязательных и показательных «почетных дворов» при любом уважающем себя доме. Естественным образом они выросли из традиционной городской архитектуры того времени: дом-крепость образует каре с центральными арочными воротами, выходящими на улицу, и главным входом в здание со двора, напротив ворот. Вот, например, двор особняка Сюлли (Hôtel De Sully, M° St. Paul), построенного в 1620е годы, т.е. как раз во время действия романа.

Здесь мог бы жить капитан де Тревиль



Де Тревиль вполне мог иметь подобный дом - ведь капитан королевских мушкетеров по рангу ничуть не ниже королевского суперинтенданта финансов, которым был Сюлли при Генрихе IV - отце Людовика XIII. Ну разве что возможностей строить особняки за счет казны у бедного гасконского дворянина было поменьше чем у прожженного финансиста...


IV. ПЛЕЧО АТОСА, ПЕРЕВЯЗЬ ПОРТОСА И ПЛАТОК АРАМИСА

“Портос в дикой ярости сделал движение, намереваясь броситься на обидчика.
- Потом, потом! - крикнул ему д'Артаньян. - Когда на вас не будет плаща!
- Значит, в час, позади Люксембургского дворца!
- Прекрасно, в час! - ответил д'Артаньян, заворачивая за угол.
Но ни на улице, по которой он пробежал, ни на той, которую он мог теперь охватить взглядом, не видно было ни души. Как ни медленно двигался незнакомец, он успел скрыться из виду или зайти в какой-нибудь дом. Д'Артаньян расспрашивал о нем всех встречных, спустился до перевоза, (т.е. до той самой улицы Бак, где жил его прототип – Н.Г.) вернулся по улице Сены, прошел по улице Алого Креста. Ничего, ровно ничего!”

Нынешняя улица Сены плавно перетекает в улицу Турнон: начав по ней путь от набережной, можно не сворачивая дойти до самых ворот Люксембургского дворца. А в 17-м веке было не так – улица Сены заканчивалась вот на этом перекрестке, упираясь в улицу Бюсси (rue de Buci, M° Mabillon). Перекресток, надо сказать, примечательный, на мой взгляд, это одно из самых «парижских» мест в городе. Здесь всегда оживленно, рядом масса кафе и ресторанов, летучий рынок, бульвар Сен-Жермен, за углом начинаются галереи квартала искусств...

Старая часть улицы Сены




Что касается упомянутой улицы Алого Креста – тут имеет место небольшая неточность: улицы такой в Париже не было, как нет ее и сейчас. Зато с XV века существует одноименный перекресток (Carrefour de la Croix Rouge, M° St. Sulpice), названный так потому, что стоял на нем когда-то красный крест. Сейчас вместо креста можно лицезреть кентаврообразное создание от скульптора Сезара (уж не у него ли учился Церетели?), с многочисленными мужскими достоинствами. Малая копия этого кентавра служит надгробным памятником самого скульптора на близлежащем Монпарнасском кладбище.

Кентавр Сезара на перекрестке Алого Креста




На перекресте Алого Креста (за слово «алый» отдельный респект переводчику, думаю 90% парижан ассоциируют Croix Rouge с современным обществом «Красного креста» сходятся сразу 6 улиц образующие 9 углов. Замечательно, что 5 из этих улиц сохранили свои названия с 15-16-го веков и только одна была переименована: в 1808г. улица Гроба Господня превратилась в улицу Дракона (rue du Dragon). Дракон, хоть и небольшой, обитает тут же на углу.

Еще один обитатель перекрестка Алого Креста



________________________________

“- Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин гасконец! Я научу вас вести себя!
- А я отправлю вас назад служить обедню, господин аббат! Вытаскивайте шпагу, прошу вас, и сию же минуту!
- Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком случае. Не видите вы разве, что мы находимся против самого дома д'Эгильонов, который наполнен клевретами кардинала? Кто уверит меня, что не его высокопреосвященство поручил вам доставить ему мою голову? А я, знаете, до смешного дорожу своей головой.”

Долго пытался я понять, о каком же доме д’Эгильонов идет речь в “дуэльном” разговоре д'Артаньяна и Арамиса – ведь известно, что Дюма создавал свои романы, стараясь отслеживать географию описываемых мест, сверяясь с картами и планами. Наиболее логичная версия: здесь имеется в виду т.н. Малый Люксембург, купленный Марией Медичи, вдовой Генриха IV и матерью Людовика XIII, у герцога Люксембургского.

Дом д'Эгильонов - Малый Люксембург со стороны улицы Вожирар



После того, как Мария была выслана молодым Людовиком XIII из Парижа за интриги, она фактически начала войну против своего сына, в которой вскоре потерпела полное поражение. Благодаря искусству своего давнего приближенного Ришелье (тогда еще простого епископа) королева-мать сумела помириться с сыном, а Франция избежала гражданской войны. В награду Ришелье получил титул кардинала и Малый Люксембург как личный подарок от Марии Медичи.

Впоследствии Ришелье завещал Малый Люксембург своей племяннице Мари-Мадлен ле Виньеро, для которой он выхлопотал у короля титул герцогини д’Эгильон. Мари-Мадлен вышла замуж в 16 и овдовела в 18. Она была очень набожна и хотела стать монахиней, однако Ришелье запретил ей идти в монастырь. Мари-Мадлен переехала к нему в Малый Люксембург, посвятив свою жизнь благотворительности и заботам о дяде-кардинале. Последнее порождало у современников множество сплетен – у Дюма про это сказано так:
"... великий человек, которого так глубоко чтил г-н д'Артаньян-отец, служил здесь посмешищем для мушкетеров г-на де Тревиля. Одни потешались над его кривыми ногами и сутулой спиной; кое-кто распевал песенки о его возлюбленной, г-же д'Эгильон, и о его племяннице, г-же де Комбалэ, а другие тут же сговаривались подшутить над пажами и телохранителями кардинала" (тут Дюма не совсем точен: г-жа 'Эгильон и г-жа де Комбалэ – это одно и то же лицо: де Комбалэ - это фамилия Мари-Мадлен по умершему мужу).

Вот так и превратился Малый Люксембург в особняк д'Эгильонов. Правда произошло это уже после смерти Ришелье, когда хозяйкой во дворце осталась Мари-Мадлен, герцогиня д'Эгильон. Но что для эпического романа смещение названий на какие-то 10-15 лет? Вполне допустимо...

Малый Люксембург со стороны Люксембургского сада



Как компьютерщик, не могу удержаться и не привести еще один интересный факт о Малом Люксембурге: именно здесь была продемонстрирована модель первой счетной машины, изобретенной молодым Блезом Паскалем для облегчения труда своего отца-счетовода. И это практически в то же время, когда мушкетеры и гвардейцы звенели шпагами на Парижских улицах!


V. КОРОЛЕВСКИЕ МУШКЕТЕРЫ И ГВАРДЕЙЦЫ Г-НА КАРДИНАЛА

“...в д'Артаньяне жила непоколебимая решимость, основанная на советах его отца, сущность которых сводилась к следующему: "Не покоряться никому, кроме короля, кардинала и господина де Тревиля". Вот почему д'Артаньян не шел, а летел по направлению к монастырю Дешо. Это было заброшенное здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, в случае надобности служившими тому же назначению, что и Пре-о-Клер; там обыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время.”

Монастырь кармелитов Дешо, где у д'Артаньяна была назначена дуэль с Атосом, дожил до сегодняшнего дня (ул. Вожирар, 70-72-74) и ныне, в отличие от 17-го века, существует во вполне приличном виде, хотя и зажатый со всех сторон более молодыми домами.

Монастырь Дешо



Название монастыря происходит от слова «дешоссе» - разутый, поскольку монахи при входе снимали обувь. От «бесплодных пустырей» сохранился только монастырский двор, где собственно и должна была состояться дуэль, положившая начало дружбе четырех мушкетеров. Вполне возможно, что брусчатка во дворе и сейчас “та самая”, четырех вековой давности

Внутренний двор монастыря Дешо, место несостоявшейся дуэли д'Артаньяна и Атоса



Место это во многом также и трагичное – как истинная революция, Великая Французская успешно превращала церкви в склады и тюрьмы. Монастырь Дешо в 1792 году стал местом заключения для священников; 114 из них были здесь казнены, о чем свидетельствует мемориальная доска при входе.

________________________________

“- Если вы спешите, сударь, - произнес Д'Артаньян с той же простотой, с какой минуту назад он предложил Атосу отложить дуэль на три дня, - если вы спешите и если вам угодно покончить со мной немедленно, прошу вас – не стесняйтесь.
- И эти слова также мне по душе, - сказал Атос, приветливо кивнув д'Артаньяну. - Это слова человека неглупого и, несомненно, благородного. Сударь, я очень люблю людей вашего склада и вижу: если мы не убьем друг друга, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождем моих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее... Ах, вот один из них, кажется, идет!
Действительно, в конце улицы Вожирар в эту минуту показалась гигантская фигура Портоса.”

Перспектива ул. Вожирар от перекрестка с ул. Бонапарта



Говорят, Вожирар самая длинная парижская улица (4360 м в пределах города по официальной статистике). Дата ее возникновения теряется в веках, поскольку образовалась она на месте одной из дорог, проложенных римлянами. Хотя вполне может быть, что дорога здесь существовала и в до-римские времена... Название же свое улица получила от исчезнувшей деревушки Валь-Жерар, через которую проходила дорога


VI. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЬ ЛЮДОВИК ТРИНАДЦАТЫЙ

“История эта наделала много шума. Г-н де Тревиль вслух бранил своих мушкетеров и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время: следовало немедленно предупредить короля, и г-н де Тревиль поспешил в Лувр.”

Утренний Лувр от площади Карузель



“Но было уже поздно: король сидел, запершись с кардиналом. Де Тревилю было сказано, что король занят и никого сейчас принять не может. Де Тревиль явился вечером, в час, когда король играл в карты. Король был в выигрыше, и так как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то находился по этому случаю в прекрасном расположении духа.”

Король Людовик XIII встречает нас в центре площади Вогезов (Place de Vosges, M° St.Paul), про которую мы еще будем говорить. До реалистичности этой скульптуре, конечно, далеко – изображен не реальный характер, а абстрактный «идеальный» король – и только из подписи на пьедестале можно понять, какой же по счету Людовик восседает на коне. И все же, благодаря этой статуе, мы можем пополнить галерею уличных парижских портретов героев романа.

Статуя Людовика XIII на площади Вогезов



А вот конь, на котором восседает Людовик, не совсем обычный. Когда-то он был бронзовым и нес на себе бронзового же Генриха II. Став королем, Генрих IV отправил фигуру своего августейшего предшественника в переплавку, чтобы водрузить на того же самого коня изваяние "себя любимого". Через пару десятков лет Ришелье решил, что конь под Генрихом подустал и повелел перелить фигуру отца в фигуру сына - своего патрона Людовика XIII. Людовик просидел на коне дольше всех, пока по приказу Робеспьера всадника (на этот раз вместе с конем) не переплавили в пушку. И только Наполеон восстановил статус-кво времен мушкетеров, правда уже не в бронзе, а в мраморе. Что, вообще говоря, удивительно: зная биографию императора, скорее можно было ожидать, что он не станет нарушать сложившуюся традицию и сам займет место в седле. Эта "история лошади" почерпнута мной из замечательной книги о Париже Василия Бетаки

________________________________

"- Честное слово, - произнес он (д'Артаньян), обращаясь к своему противнику, - вам повезло, хоть вы и называетесь Бернажу! Вы наскочили только на ученика мушкетера. Впрочем, не беспокойтесь: я сделаю все,что могу. Защищайтесь!
- Мне кажется... - сказал гвардеец, которому д'Артаньян бросил вызов, - мне кажется, что место выбрано неудачно. Нам было бы удобнее где-нибудь за Сен-Жерменским аббатством или на Пре-о-Клер."

В предложении Беранжу можно увидеть вполне четкое указание места. Если смотреть от Люксембурга, где происходил этот разговор, то "за Сен-Жерменским аббатством" окажутся либо район улицы Пти-Огюстен, либо кварталы вдоль Сены, расположенные к востоку от стен аббатства.

Аббатство Сен-Жермен-де-Пре



Первый из этих районов в мушкетерские времена был уже основательно застроен, там располагался монастырь Малых Августинцев, ряд особняков вдоль Сены, дворец королевы Маргариты Валуа - вряд ли дуэль там была уместна. А вот кварталы вдоль Сены – это и есть тот самый Пре-о-Клер, "луг клерков", излюбленное место дуэлянтов на протяжении целых веков. Так что оба места, названные Беранжу, скорее всего, просто разные участки Пре-о-Клер. Впрочем, сам Пре-о-Клер не стоял на месте. По мере активного роста города луга постепенно застраивались, а название сдвигалось вслед за застройкой вниз по Сене. Если в 16-м веке под Пре-о-Клер понимали участок между улицами Пти-Огюстен и Перевоза (rue du Bac), то на картах 18-го века это название уже пишется гораздо дальше, в районе современной улицы Бельшас, доходя иногда чуть не до границ эспланады Инвалидов.

В современном Париже наименование Пре-о-Клер сохранилось в двух местах: так называется кафе на углу улиц Жакоб и Бонапарта (бывшей Пти-Огюстен), а также маленькая улочка, соединяющая бульвар Cен-Жермен и Университетскую улицу.

Улица Пре-о-Клер (rue du Pre-aux-Clercs) - тишайшее и спокойнейшее место в нынешнем бурном Париже



________________________________

"Но Бернажу крикнул ему, что это пустяки, и, смело ринувшись вперед, сам наскочил на острие шпаги д'Артаньяна. Тем не менее, так как он не падал и не признавал себя побежденным, а только отступал в сторону особняка г-на де Ла Тремуля, где служил один из его родственников, д'Артаньян, не имея понятия, насколько опасна последняя нанесенная им противнику рана, упорно его теснил и, возможно, прикончил бы его. ... Получилась всеобщая свалка, но перевес был на стороне мушкетеров. Гвардейцы кардинала и люди г-на де Ла Тремуля отступили во двор дома, едва успев захлопнуть за собой ворота, чтобы помешать противнику ворваться вместе с ними."

Дом де Ла Тремуля находился на месте дома №50 по улице Вожирар, прямо на углу с улицей Феру, где жил Атос. Сейчас напротив этого дома находится один из входов в Люксембургский сад, из сада же удобнее всего делать фотографию этого места.

Дом №50 по ул. Вожирар - адрес герцога де Ла Тремуля



Тремули были древним и известным родом, в Париже им принадлежало несколько особняков. Вот как выглядел один из них на Правом берегу. Сохранившийся портик дома Тремулей можно увидеть во дворе Школы изящных искусств, которая располагается на улице Бонапарта.

Особняк Тремулей (со старинного рисунка)





VII. МУШКЕТЕРЫ У СЕБЯ ДОМА

"Когда, покинув Лувр, Д'Артаньян спросил своих друзей, как лучше употребить свою часть сорока пистолей, Атос посоветовал ему заказать хороший обед в "Сосновой шишке", Портос - нанять слугу, а Арамис – обзавестись достойной любовницей

… Если они придут, расскажи им о том, что произошло. Пусть они ожидают меня в кабачке "Сосновая шишка".

…Что касается д'Артаньяна, то он поспешил в кабачок "Сосновая шишка", где его ожидали Портос и Арамис."

Кабачок "Сосновая шишка", где так любили собираться мушкетеры, место вполне историческое. Он находился на холме святой Женевьевы в доме №1 по площади Контрэскарп (Place de la Contrescarpe, метро Place Monge). Славились не только его кухня, но и вина, и такие знатоки стола и кубка как Рабле и поэты Плеяды устраивали здесь многочисленные винные дегустации. К сожалению, в настоящее время от кабачка осталась только вывеска над вторым этажом дома, а "историческое место" занято хоть и дорогой, но убого-стандартной мороженицей.

Дом на площади Контрэскарп, где находился кабачок "Сосновая шишка"



________________________________

"...Обед состоялся в тот же день, и новый слуга подавал к столу. Обед был заказан Атосом, а лакей рекомендован Портосом. То был пикардиец, которого славный мушкетер нанял в тот самый день по случаю этого самого обеда; он увидел его на мосту Ла-Турнель, где Планше - так звали слугу - плевал в воду, любуясь разбегавшимися кругами. Портос утверждал, что такое занятие свидетельствует о склонности к созерцанию и рассудительности, и, не наводя о нем дальнейших справок, увел его с собой."

Мост Ла-Турнель один из самых старых в Париже. До 17 века он был деревянным, в 1614 году было начато строительство каменной шести арочной переправы, просуществовавшей до середины 19-го века. После реконструкции 1847 года мост стал трех пролетным, каким мы его сейчас и видим.

Мост Ла-Турнель



С моста открывается великолепный вид на восточную стрелку о-ва Ситэ и Нотр-Дам, так что Планше вполне можно понять: есть здесь что созерцать, и о чем размышлять. Насчет плевать... тут, пожалуй, дело вкуса.

Вид с моста Ла-Турнель по течению Сены




Обратимся теперь к жилищам мушкетеров. Они в основном описаны в этой главе, хотя некоторые важные детали разбросаны по всему роману.

Про расположение дома Атоса сказано весьма кратко:

“Атос жил на улице Феру, в двух шагах от Люксембурга. Он занимал две небольшие комнаты, опрятно убранные, которые ему сдавала хозяйка дома, еще не старая и еще очень красивая, напрасно обращавшая на него нежные взоры.

...Он (д'Артаньян) миновал двор, поднялся на третий этаж и неистово заколотил в дверь Атоса”

Улица Феру от проходит на расстоянии каких-то 50 метров от улицы Могильщиков, где жил, Д'Артаньян,. Точно так же спускается она от улицы Вожирар к площади Сен-Сюльпис. Чтобы зайти друг к другу в гости, мушкетерам вряд ли требовалось больше 5 минут

Улица Феру, в направлении Сен-Сюльпис. В одном из здешних двориков живет Атос




Улица Феру, вид в сторону Люксембурга.



________________________________

"Портос занимал большую и на вид роскошную квартиру на улице Старой Голубятни. Каждый раз, проходя с кем-нибудь из приятелей мимо своих окон, у одного из которых всегда стоял Мушкетон в парадной ливрее, Портос поднимал голову и, указывая рукой вверх, говорил: "Вот моя обитель". Но застать его дома никогда не удавалось, никогда и никого он не приглашал подняться с ним наверх, и никто не мог составить себе представление, какие действительные богатства кроются за этой роскошной внешностью."

Ул. Старой Голубятни ныне весьма зажиточна, так что домов, которые подошли бы Портосу, по крайней мере по внешнему виду, на ней предостаточно. Внутри, конечно, всякое встречается и в этом квартале, так что Портос не был оригинален в нежелании приглашать гостей.

Дом для Портоса




Про жилище Арамиса известно больше. По нескольким фразам из разных глав можно даже точно определить место в котором он жил.

“Что касается Арамиса, то он жил в маленькой квартире, состоявшей из гостиной, столовой и спальни. Спальня, как и все остальные комнаты расположенная в первом этаже, выходила окном в маленький тенистый и свежий садик, густая зелень которого делала его недоступным для любопытных глаз.

...Дойдя до конца переулка, Д'Артаньян свернул влево. Дом, где жил Арамис, был расположен между улицей Кассет и улицей Сервандони.

...Молодая женщина (г-жа Бонасье) между тем продвигалась вперед, отсчитывая дома и окна. Это, впрочем, не требовало ни особого труда, ни времени. В той части улицы было только три дома, и всего два окна выходило на эту улицу. Одно из них было окно небольшой пристройки, параллельной флигелю, который занимал Арамис, второе было окно самого Арамиса.

...- Вы очень покладистый муж, любезный мой господин Бонасье! – сказал кардинал. - Могли бы вы узнать двери, куда она (г-жа Бонасье) входила? - Да. - Помните ли вы номера?
- Номер двадцать пять по улице Вожирар и номер семьдесят пять по улице Лагарп.”

Действительно, и сейчас третий дом от угла по улице Вожирар (если считать от Люксембургского сада) имеет номер 25 и раположен по диагонали от перекрестка с улицей Кассет. Конечно, на дом Арамиса в описании Дюма он не очень-то похож, да и окна на первом этаже ни одного нет, но место, очевидно, то самое.

Вожирар, 25 – адрес Арамиса



Интересно, что недалеко от этого дома, у перекрестка улиц Вожирар и Ренн находится отель, носящий имя Арамиса. Это единственное известное мне в Париже место, названное именем этого мушкетера

Отель "Арамис" на улице Ренн




Теперь попробуем собрать воедино то, что Дюма говорит о доме д’Артаньяна

“Как устроился д'Артаньян, нам уже известно... Эта комната представляла собой подобие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга.

…В квартире г-на Бонасье устроили именно такую мышеловку, и всех, кто туда показывался, задерживали и допрашивали люди г-на кардинала. Так как в помещение, занимаемое д'Артаньяном во втором этаже, вел особый ход, то его гости никаким неприятностям не подвергались.

…- Молчи, осел! - крикнул д'Артаньян. И, ухватившись рукой за подоконник, он соскочил со второго этажа, к счастью не очень высокого; он даже не ушибся.

...Допрашиваемый ответил, что зовут его Жак-Мишель Бонасье, что ему пятьдесят один год, что он бывший владелец галантерейной лавки, ныне оставивший торговлю, и живет на улице Могильщиков, в доме номер одиннадцать.”

Итак, улица Могильщиков 11, невысокий двухэтажный дом с двумя входами. По-видимому, во времена Дюма дом №11 был именно таким. Увы, нынче под этим номером стоит безликий 5-ти этажный новодел. Но стоит вспомнить, что нумерация домов появилась в Париже лишь в 18-м веке, причем нумеровались тогда не дома, а двери, а сама нумерация шла "по кругу": сначала по одной стороне, а потом по другой. В 19-м веке приняли другую - современную - систему и все дома перенумеровали. Какой системой пользовался Дюма при написании романа скзать трудно, поэтому просто посмотрим на старые дома по улице Сервандони и подумаем, в каком из них мог жить д'Артаньян? Легко обнаруживается идеальный кандидатат: под №16 приютился маленький двухэтажный домик с «подобием мансарды», как раз имеющий два отдельных входа, один из которых явно ведет на второй этаж. Вот сюда и поселим д’Артаньяна. *)

Дом д’Артаньяна


______________________________________

*) Во франкоязычной Википедии указывается, что д'Артаньян жил в нынешнем доме №12 по улице Сервандони: В качестве обоснования этого утверждения приводится аргумент, что в доме №11 обитала семья Бонасье, а сам д'Артаньян жил в №12, поскольку в романе "20 лет спустя" говорится: "Увы, с тех пор, как мы в нашем романе "Три мушкетера" расстались с д'Артаньяном на улице Могильщиков, N 12, произошло много событий, а главное - прошло много лет." Заметим, что такая ситуация возможна только при использовании старой нумерации домов, применявшейся до 1806 года, когда последовательные номера 11 и 12 располагались рядом и на одной стороне улицы. Отсюда следует, что нынешний дом №12 никак не может быть домом д'Артаньяна - ведь по старой нумерации он был №7, о чем говорит та же Википедия. Прежний дом с номерами 11-12 должен был располагаться на несколько домов ближе к ул. Вожирар, чем дом №7, а значит скорее всего иметь новый (нынешний) номер 16-20. Поэтому моя версия о том, что дом д'Артаньяна - это нынешний №16 представляется мне более убедительной.

Продолжение:
Часть II - nikolai-endegor.livejournal.com/63733.html
Часть III - nikolai-endegor.livejournal.com/63764.html
Карты мушкетерских мест Парижа - nikolai-endegor.livejournal.com/64042.html

@темы: Книги, Интересное, Найденное

---

Из книги Ю. М. Лотмана «Беседы о русской культуре».

«История плохо предсказывает будущее, но хорошо объясняет настоящее. Мы сейчас переживаем время увлечения историей. Это не случайно: время революций антиисторично по своей природе, время реформ всегда обращает людей к размышлениям о дорогах истории. Жан-Жак Руссо в трактате «Об общественном договоре» в предгрозовой атмосфере надвигающейся революции, приближение которой он зарегистрировал, как чуткий барометр, писал, что изучение истории полезно только тиранам. Вместо того, чтобы изучать, как было, надо познать, как должно быть, Теоретические утопии в такие эпохи привлекают больше, чем исторические документы.

Когда общество проходит через эту критическую точку, и дальнейшее развитие начинает рисоваться не как создание нового мира на развалинах старого, а в виде органического и непрерывного развития, история снова вступает в свои права. Но здесь происходит характерное смещение: интерес к истории пробудился, а навыки исторического исследования порой утеряны, документы забыты, старые исторические концепции не удовлетворяют, а новых нет. И тут лукавую помощь предлагают привычные приемы: выдумываются утопии, создаются условные конструкции, но уже не будущего, а прошлого. Рождается квазиисторическая литература, которая особенно притягательна для массового сознания, потому что замещает трудную и непонятную, не поддающуюся единому истолкованию реальность легко усваиваемыми мифами».

@темы: Книги, Цитаты, Мнения

---

Из книги "Варвара Морозова. На благо просвещения Москвы"

"И давнее и недавнее прошлое дают нам многочисленные примеры борьбы за других, борьбы с страданием, борьбы, поднимавшейся до высоких подвигов, до мученичества, но мало и редко видели мы и видим примеров борьбы за себя, за свой личный счет, за свои права, за свое гражданское право, за свое человеческое достоинство. Обиженный или обижаемый в своих кровных интересах русский человек или просто не защищает свое "я", или быстро бросает борьбу за восстановление своих утесненных, иногда нагло попираемых прав. "Наплевать!" "Черт с ним!" (с тем, кто нарушил право его, восклицающего). "Стену лбом не прошибешь", не умно и бесплодно прать против рожна, - вот давние и привычные формы отношения русского человека к обижающему его злу. И редкие случаи упорной защиты своего личного права нередко кажутся многим русским людям чудачеством, если не сутяжничеством.

Я не хочу разбирать причины этой черты русского характера, вытекает ли она из долгой коллективной психологии русского народа, где личность тонула в общем деле государственного строительства и где мало было места для отдельного человека, для проявления его индивидуальности, из долгого ли русского крепостного права, где и рабы, и владельцы рабов одинаково воспитывались в рабьих чувствах, вытекало ли оно из долгого опыта, вынесенного русским человеком в бесплодности и безнадежности защиты своего права, в крепкой вере в крепость и необъятность стены, которую нужно прошибать, - но явление существовало вплоть до последнего времени. Малое противление злу, наносимому личному, человеческому я, - составляло характерную черту русской психологии.

И это, - малая гордость, - недостаток чувства чести, проявлялось и в отношении отдельного человека к коллективным делам, когда они стали возникать в России".

@темы: История, Книги, Мнения

---

Из книги "Градостроительство России середины XIX – начала XX века".

(Примечания мои. Фотографии, отмеченные "*", взяты с сайта "Фотографии старой Москвы" oldmos.ru/)

"XIX век был временем радикального обновления типов торговых и деловых зданий. Причем здесь оно началось раньше, чем в других областях архитектурного творчества. Знаменательно и то, что возникновение новых типов торговых зданий оказалось связанным и с другим, характерным для градостроительства середины XIX – начала XX столетия процессом освоения внутреннего, внеуличного пространства города. Появление нового типа торговых зданий – пассажей – открывает этот процесс.

Появившиеся в столицах России (в Москве первый пассаж, или галерея М. Н. Голицына, открылась в 1842 г., в Петербурге – в 1848 г.) пассажи представляли собой торговые здания с магазинами, расположенными по обе стороны крытого, освещенного верхним светом прохода, выходившего на две параллельные улицы. Благодаря пассажу в городской застройке в гуще квартала появлялась своего рода внутренняя улица. Внутренний проход такого торгового здания – собственно пассаж, как и парадные и проходные дворы доходных домов, получал организованные по правилам искусства архитектуры фасады.

Галерея М. Н. Голицына. Гравюра XIX век.

Пассажи, как всякое престижное новшество в области архитектуры, сооружались в центре города, на площадях или главных улицах. Для первых столичных пассажей были выбраны едва ли ни самые важные в градостроительном отношении места, расположенные близ исторически сложившихся торговых центров.

Расположенный близ Театральной площади Голицынский пассаж в Москве соединил Петровку с Неглинным проездом*, выходившим к одной из самых фешенебельных торговых улиц древней столицы – Кузнецкому мосту. (...)

Улица Кузнецкий Мост.

В пореформенный период пассажи превращаются в один из распространенных типов зданий. (...) Наряду с наиболее ранним типом пассажа, линия которого прорезает застройку квартала появляются два новых. Это пассаж, включенный в структуру доходного дома и пассаж в виде отдельно стоящего здания. (...)

Первенство в области строительства пассажей принадлежало Москве. Здесь было возведено наибольшее число зданий этого типа. В общей системе московского торгового центра появился своеобразный район пассажей.Начало ей было положено Голицынской галереей. В 1881 г. к ней был пристроен пассаж купца Г. Г. Солодовникова. Разветвленная сеть его торговых линий выходила на Петровку, Неглинный проезд и Кузнецкий мост.

Пассаж Солодовникова*

В 1874 году была существенно перестроена Голицынская галерея, купленная купцом К. Н. Голофтеевым. В 1787 году по другую сторону от Голицынского был выстроен Александровский пассаж. Подобно Солодовниковскому он обладал развитой системой торговых линий, выходивших на Неглинный проезд и Театральную площадь. Кроме того, благодаря соединению с Голофтеевским пассажем, он получил выход на Петровку.

Александровский пассаж. (Со стороны Неглинного проезда).*

Фасады трех пассажей слились в единый нарядный фасад огромного торгового комплекса, а квартал, ограниченный Петровкой, Кузнецким мостом и Неглинным проездом, прорезала сеть нарядных торговых улиц....

Одновременно с созданием блока пассажей на Петровке в непосредственной близости от них на сквозном участке, выходившим на Кузнечкий мост и улицу Софийку**, в 1877-1883 годы возник еще один пассаж - Попова. В отличие от описанных он соединял в себе пассажные торговые линии на первых трех этажах с квартирами в двух верхних.

Пассаж Попова.*

В 1883 году началось возведение Лубянского пассажа, проезды которого соединяли Театральный проезд с Лубянской площадью и Софийкой.

Лубянский пассаж.*

В начале ХХ века группу пассажей, связывавших Петровку с Неглинным проездом, дополнили еще два пассажа Петровский (1904) и Голофтеевский (1913).

Петровский пассаж. (Фото 1970 г.)*

Благодаря концентрации пассажей, примыкавший к Кунецкому мосту торговый район Петровки, Неглинного проезда и Софийки получил ярко выраженную функциональную специфику.

Пассаж Голофтеева.*

Самый знаменитый и самый крупный из московских пассажей - Верхние торговые ряды на Красной площади - был сооружен в 1889-1893 годах по проекту А. Н. Померанцева на месте одноименного здания, восстановленного после пожара 1812 года.

Верхние Торговые ряды. Архитектор Осип Бове. (Снимок 1886 года.)

Три продольных пассажных линии тянулись вдоль Красной площади, соединяя улицы Никольскую и Ильинку. Их пересекали три относительно короткие поперечные. Красоту и выразительность этих внутренних улиц во многом определяет красота и смелость кажущихся внизу ажурными перекрытий из металлических дугообразных ферм над пятнадцатиметровыми пролетами. Пересечение центральных продольной и поперечной линий выделено прозрачным железно-стеклянным куполом и фонтаном, элементами, соединяющими в себе, как и сама идея пассажа, приемы, свойственные оформлению интерьерного и уличного пространства. Занимавшие громадную территорию, ограниченную Красной площадью, улицами Никольской, Ильинской и Ветошным проездом***, Верхние торговые ряды, вместе с сооруженным на углу Ветошного проезда и Никольской улицы пассажем Алексеева входили в громадный торгово-деловой центр, расположенный в северо-восточной части центра Москвы.

Верхние торговые ряды. Архитектор А. Н. Померанцев.*

Несколько обособленное место, удаленное от района концентрации пассажей в древней столице, занимал пассаж Постниковой, сооруженный в 1889 году по пректу С. С. Эйбушица на Тверской улице.****

Пассаж Постниковой.*

Отчасти связан с идеей пассажа появившийся в начале XX века новый тип торговых зданий - универсальные магазины. Наиболее крупные и знаменитые сооружения этого рода опять-таки были возведены в столицах. Таковы ... в Москве - Дом Экономического общества офицеров Московского военного округа на Воздвиженке***** (1912-1913, архитектор С. Б. Залесский), универсальный магазин Мюр и Мерилиз****** (1908-1910, архитектор Р. И. Клейн) на Петровке.

Дом Экономического общества офицеров Московского военного округа

Для огромных, роскошных универсальных магазинов, как и для пассажей, выбирались центральные улицы, известные своими торговыми сооружениями (такие, как Петровка в Москве), или в непосредственной близости от центров торговой и деловой активности. (...) Их размещавшиеся на разных этажах огромные торговые залы выходили на освещенные верхним светом парадные лестницы или в центральный, тоже освещенный верхним светом, распределительный зал.

Атриум Дома Экономического общества офицеров Московского военного округа.*

Еще одна особенность универсальных магазинов - огромные окна, необходимые при значительной глубине торговых помещений."

Универсальный магазин "Мюр и Мерилиз".*

* Современная ул. Неглинная
** Современная ул. Пушечная.
*** Современный Ветошный переулок.
**** В наши дни в здании пассажа находится театр им. Ермоловой.
***** Более известен как "Военторг".

@темы: Книги, Москва, Старинные фотографии

---

… меня зримо и явственно обступает XVIII век.
Н. Соротокина

Всю неделю с упоением читаю «Семейство Разумовских» А. А. Васильчикова. Как бы ни были хороши и подробны работы солидных историков, они далеко не всегда позволяют почувствовать и почти увидеть описываемую эпоху. Неторопливое, размеренное, иногда излишне обстоятельное повествование, увлекает и затягивает точно также, как в юности увлекали приключенческие романы)).

Ниже отрывок из введения к первому тому.

P S Примечание автора. Картинки, как всегда, найдены в сети.

"Нигде и никогда не бывало столько временщиков*, как у нас в России в прошлом столетии. Впервые явились они при Петре. Для новых порядков нужны были новые деятели, и они собрались по зову царя отовсюду: из Немецкой слободы, из-за границы и из низших слоев русского общества. Быстро достигли они первых мест в государстве, тайком набивая карманы, но зато в поте лица трудились под зорким оком мощного императора, твердо державшего их в руках своих.

Александр Данилович Меншиков

Царствование Императора Петра Великого составляет первую эпоху в истории русских временщиков. Это была эпоха неутомимого, почти нечеловеческого труда. За нею следует вторая эпоха, дворцовых переворотов, продолжавшихся до времени Екатерины Великой. Здесь, при каждом новом царствовании, всплывают уже не труженики, а личности без всяких особенных талантов или заслуг, одною слепою игрой случая, разом возводимые до высших государственных почестей и пользования несметными богатствами. вся деятельность этого второго ряда временщиков сосредоточивалась на придворных интригах, благодаря которым влияние их на дела было огромное.

Павел Иванович Ягужинский

При Екатерине начинается третья эпоха. Здесь тоже представляется целая толпа юных и красивых любимцев счастия; но надо, даже и в этой темной стороне жизни великой царицы, отдать ей справедливость, - одни только люди в полном смысле талантливые, и притом люди русского происхождения и закала достигали, по ее благосклонности, государственного значения. Возвысились при ней: Орловы, Потемкин, Завадовский, Платонов, Зубовы, тогда как Васильчиков, Зорич, Ермолов, Римский-Корсаков и Ланской получили только богатые подарки да камергерские ключи. Эпоху эту можно по справедливости назвать эпохою вельмож. Все эти Екатерининские орлы, сходя с поприща придворного, уносили в свои московские дворцы какой-то отблеск величия, который во времена оны ярко отражался на первопрестольной столице.

Эрнст Иоганн Бирон

В короткое царствование Павла I, звучащее каким-то диссонансом Между правлением Екатерины Великой и Александра I, снова являются временщики, напоминающие собой времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, это была их вечерняя заря, и с 1801 года самые выражения «временщик» и «человек в случае» сложены вместе со старыми понятиями и преданиями в архив прошлого. Большая часть временщиков, каковы: Меншиковы, Девиеры, Ягужинские, Шафировы, Остерманы, Мишихи, Брюсы, Левенвольды, Бироны, Лестоки, Разумовские, Сиверсы, Шуваловы и другие родились или на низших ступенях общества или же, хотя и принадлежали к дворянским родам, но, не имея до возвышения своего, ни состояния, ни преданий, терялись в огромной массе мелкого дворянства.

Иоганн Германн Лесток

История многих из временщиков очень романтична. Возвышение и падение Меншикова, несомненно, самого замечательного из временщиков вообще, а тем более из русских временщиков прошлого столетия, породили целую литературу монографий на всех возможных языках. Так же, хотя и не в такой мере, заняла историков трагическая судьба талантливого Остермана и не менее замечательного Миниха. Другие временщики, напротив, еще недавно и столь ярко блиставшие, теперь окончательно всеми забыты. Только ознаменовавшие свой случай рядом злодейств, как, например, Бирон, кровавая память которого еще не угасла в народе, или те, которых потомки удержали хотя бы часть богатства и значения предков не канули еще в Лету. Кто помнит у нас теперь об угасших семействах Ягужинских, Шафировых, Рагузинских, Скавронских? Как много родов, недавно возвышенных, успели уже обеднять и, никому неизвестные, ведут скромную жизнь в каком-нибудь дальнем уголке необозримого отечества нашего.

Алексей Григорьевич Разумовский

Предания и памятники старины быстро у нас исчезают. Плохо умеют у нас сохранять как состояние отцов, так и самую память о них. Не только в домах и селах семейные памятники и воспоминания, но даже в храмах Божьих – самые могилы предков не охранены от святотатственных рук человеческих. При несчастной страсти нашей все подновлять и переделывать, нередко надгробия из церквей и монастырей сперва прибираются в кладовые, а потом даже продаются в лом расчетливыми церковными старостами. (…)

Алексей Григорьевич Орлов

Ветреные русские баре, за границею и в петербургских гостиных громко рассуждающие об аристократизме и считающие себя чуть ли не средневековыми баронами, не стыдясь продают родовые имения и семейные усыпальницы, считают старинные свои архивы за пыльный сбор календарей, хранят на чердаках среди всякого хлама, дедовские портреты… С трудом укажешь в наши дни на дачу в окрестностях Москвы или Петербурга, которая осталась бы в роде ее строителя. Все богатые московские палаты заняты казенными заведениями, да и в юном Петербурге едва ли насчитаешь четыре дома, долее трех поколений сохранившиеся в одном и том же роде".

Григорий Александрович Потемкин

* Значение слова «временщик» хорошо выясняется в следующем выражении, которое нам удалось слышать от одной простой старушки, говорившей барину, отправлявшемуся на выгодное место в Петербург: «Будешь ко времени, меня помяни».

@темы: История, Книги, Москва, Живопись

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Не могу удержаться и не привести выдержку из старинного путеводителя по Москве. Дело даже не в том, что с тех пор очень многое изменилось, а что-то и утрачено безвозвратно. (Хотя, конечно, интересно взглянуть на то, как знакомые места выглядели почти два столетия назад). Привлекает незатейливая и в чем-то наивная манера изложения, возрождающая дух давно ушедшего века.

PS Примечания мои, картинки найдены на просторах интернета

"Москва, или исторический путеводитель по знаменитой столице Государства Российского".

Часть 3, 1831 год.

Кремлевский сад.*

О. Кадоль. Манеж и Кремлевский сад. 1825 г.

"... прекрасно планированный, простирающийся вдоль всей стены Кремля сад. Главный вход в оный прикрыт великолепною решеткою из чугуна, отлитой на заводе Чесменского Александром Васильевичем Немчиновым. Столбы сей решетки имеют вид Римских Ликторских пуков с вызолоченными топорами и таковыми же перевязками; двое ворот для входа сделаны превосходно. С другой стороны по длине сада также решетка но в пол-человека; при входе в сад от Никитской сделан прекрасный мост, по сторонам коего поставлены грифы. Теперь весь сад разделяется на три части: первая от входа до ворот Троицких, вторая от ворот Троицких до Боровицких и третья от ворот Боровицких до набережной. При торжественном открытии сего сада 30 Августа 1821 года существовал только первый; последние приделаны впоследствии.

Войдем теперь в первый сад. Вообразите, почтенный читатель, сад, планированный искуснейшим садовником, и тогда будете иметь понятие о описываемом нами саде! Главная большая дорожка обсажена липами, между коих рассажены кусты хороших цветов – по сторонам по одной, параллельною с первою, дорожке, кои составляют боковые аллеи; в разных местах клумбы с цветами и превосходные пелузы**, по самой средине к стороне стены сделано земляное возвышение в виде природной горы. На оной со вкусом сделанный Павильон (где обыкновенно по воскресеньям играет полковая музыка), в самой горе сделан прекрасный Грот в образе развалин; по сторонам грота видны разные обломки пьедесталей, колонн и пр., перемешанные с огромными каменными ядрами, которые употреблялись в древности вместо чугунных. На гору и к гроту особые дорожки; и вот вы подходите к каменному Троицкому мосту: на оный с сей стороны можно входить по отлогим красивым Пандусам. Сквозь мост ведет вас арка во второй сад. – В арке на правой стороне устроена кухня для ресторации, выстроенной подле моста в первом саду.

Андре Дюран Кутафья и Троицкая башни. 1839
(Справа видна часть пандуса)

Вы во втором саду: он уступит теперь первому, но впоследствии, думаем, превзойдет его – то же расположение дорожек, но сей более походит на Английский – по середине его прекрасной Архитектуры Кандитерская. Обратите взор ваш назад и прелестнейший вид Троицкого моста поразит вас! Сверху моста сего сделаны вниз отличные для схода чугунные лестницы; они-то обще с аркою и всем мостом представляют нечто особенно величественное. Надобно прибавить, что второй сад по местному своему положению ниже первого, и оттого-то мост кажется стоящим на дворе и очень высоким. На Троицком мосту видите вы старинную открытую круглую башню с зубцами – это, вероятно, была башня для защиты Троицких ворот. На внутренней стороне вверху виден писанный поясной портрет В. К. Даниила Александровича. Жаль, что невозможно узнать, кем и по какому случаю он тут поставлен; живопись недурна и краски довольно свежи. Пройдя второй сад, вы переходите мост Боровицкий и вступаете в третий, который гораздо менее двух первых, но хорошо планирован; здесь на возвышении у ворот, или у Боровицкой башни, также сделаны искусственные развалины.

Посмотрим теперь на виды из сих садов: в первом превосходный вид делают Кремлевская стена, угловая башня, Троицкие ворота и возвышающийся над стеною Арсенал; с другой стороны огромные здания, из коих особенно отличается единственный Экзерциргауз**8. Во втором - вид вышеописанного Троицкого моста, Троицких ворот, стены из-за которой виден Ордонансгауз****, древнего вкуса со смесью отделения в новейшем вкусе. Напротив - церковь Николая Чудотворца в Сапожке именуемая, улица Воздвиженка и домы частных лиц хорошей новейшей архитектуры.

М.Н.Воробьев. Вид Манежа, Кутафьей башни и церкви Николы в Сапожках. 1817 г.
(На месте Кремлевских садов еще р. Неглинка)

В третьем прекрасный каменный мост, часть набережной, Замоскворечье и великолепные горы Воробьевы. Вот предметы, составляющие картины Кремлевского сада, картины, достойные занимать любопытство зрителя! Сядемте на скамейку и посмотрим на гуляющих; теперь второй час дня, это то время, когда Московские знатные лица посвящают гулянью. Вы видите здесь прогуливающихся целыми семействами – разнообразность костюмов представляет нечто привлекательное: здесь в оденянии царствует совершенная Гражданская свобода: оденьтесь как угодно и будьте смело уверены, что не обратят на сие внимания, словом, здесь, кажется, ничто не редкость; сколько разных лиц, какой очаровательный вкус – смесь простоты с каким-то величием, вот отличительный характер Московских вельмож и богачей. Бьет 4 часа и вы видите только проходящих через сад за делом, а гуляющих никого нет; в 5 или 6 часов картина снова оживляется, снова съезд карет: площадь перед Воскресенскими воротами и все протяжение улицы до самого Экзерциргауза уставлены экипажами. Вы видите отборное общество высшего сословия, но уже щегольски одетых, видите людей всех сословий опрятно одетых – опять целые семейства ходят толпами; тут кучи молодых людей с очками на глазах или с лорнетами, кажется, сей час выпущенные на показ из модной лавки; там, сидя на скамейках у грота, беседуют пожилые люди и, может быть, сожалеют о днях минувшей юности – близ них увядшая красавица, она три раза прошла весь сад и никто не обратил на нее внимания, она встречала знакомых и читала на их лицах сожаление – усталость и досада заставили ее сесть, но неумолимая судьба и здесь ее преследует: случайно села против развалившегося грота и развалины сии напомнили ей разрушение красот ея… Тут на стульях около ресторации сидят уставшие уже, пьют чай или кофе и любуются толпою прогуливающихся. Под аркою моста сошедшиеся с разных дорожек теснятся и проходят мрачный свод медленнее… Лучи солнца уже не освещают и златых глав церковных – наступают сумерки – лучшее общество разъехалось, но здесь еще мелькают мимо вас соломенные шляпки, еще пробегают толпы молодежи, еще час, и прогуливаются уже парами: все принимает вид таинственности, кажется, всякой близок к цели… По Воскресеньям, Праздникам и дням Торжественным играет музыка и иногда поют песенники. Так проводятся здесь ясные дни лета, весны и осени; зимою гуляют от 12 до 3-х часов пополудни".

Ж. Жакотте и Л.-П.-А. Башелье по рисунку Шарлеманя Александровский сад. Середина XIX в.

* Прежнее название Александровского сада.
** Лужайки.
*** Манеж.
**** Комендантское управление.

@темы: История, Книги, Москва, Живопись

---

ПАСХАЛЬНАЯ НОЧЬ В МОСКВЕ
I.

Пасхальная ночь собирает в Кремль сотни тысяч народа.
В огнях все Замоскворечье, и легкий, как дымка, красноватый отблеск смутно вырисовывает белые стены кремлевских соборов. Незримая рука зажигает огоньки на Иване Великом. Под Успенским благовестником на решетке загорается крест из белых лампионов.
Затихают разговоры. Реже слышен смех. Зажжены все пасхальные огни. Богомольцы вынимают припасенные свечи.
Ждут. Скоро ударят на Иване, и по второму зову загудят все сорок сороков. И нарастает чувство напряженного ожидания…
- Ударили, кажется, где-то… Далеко.
Прислушиваются.
- Нет… Все тихо…
И снова ждут. Снова вслушиваются в смутный ропот многотысячной толпы.
Бродят и шатаются по белым стенам соборным запутанные, неясные тени от пасхальных огней. Розовеют внизу, у огней, грани Ивановского столпа. И чем-то сказочным веет от этой картины.
- Сейчас ударят!.
- Нет, еще без десяти минут.
На Ивановской колокольне перебегают огоньки – готовятся к благовесту.
Одна из священнейших московских традиций: первый удар в святую ночь раздается с Ивана Великого.
Он возвещает Москве радостную весть.
От него узнают колокольни, что миг настал.
Это было установлено строгим приказом Филарета.
- Звонить в церквях по второму удару с Ивана Великого.
Вся Москва слышала первый «бархатный» удар праздничного колокола. (…)

II.

Отсюда на Ивановской Колокольне еще тихо.
Вид волшебный.
Бенгальские огни кровавым светом озаряют белые строгие стены старых соборов. И отблески огней дрожат и пляшут внизу, в зеркале реки.
Замоскворечье залито огнями.
Куда ни погляди, - небо в разноцветных огнях. Бороздят его ракеты, взлетают римские свечи.
А внизу сплошное море голов. Шевелится, движется, течет.
Внизу громко говорят, кричат, стон, гул, - а сюда все это доносится только как непрерывный шорох толпы.
Близится полночь.
У колоколов приступают «к работе».
Армия ивановских звонарей выстроилась по местам.
У большого колокола, - на своем посту староста звонарей.
Старик, с золотой медалью на шее, медалями на груди, в красном кафтане с позументами, в муаровом красном поясе.
Четыре человека берутся за четыре конца длинного каната, обмотанного вокруг «языка», и ритмически ведут «язык» слева направо.
Язык раскачивается сильнее, сильнее, с тяжелым свистом носится по воздуху.
Скрипят железные тяжи, на которых подвешен колокол-громада в 6000 пудов.
Вот от Успенского собора махнули фонарем.
- С Богом!
Звонари открыли рот. Звонят здесь с открытым ртом. Иначе оглохнешь.
Четверо звонарей отбежали с канатом, и язык ударил в колокол.
Задрожала вся колокольня. В громовом раскате потонуло все. Резко засвистали воздушные волны.
Колокол висит аршина на полтора от пола, весь звук несется книзу и, отраженный каменным полом, волнами летит по воздуху.
Пол трясется под ногами.
Из соборов потекли золотые реки огней и парчи. Широкими лентами опоясывают храмы.
Вероятно, поют «Христос воскресе». Здесь не слышно ничего.
- Хрис-тос вос-кре-се! – кричит мне кто-то в ухо.
Оборачиваюсь: улыбающийся старик-«кардинал».
Он снова кричит мне в ухо по складам:
- Трид-цать чет-вер-тую Пас-ху здесь встреча-ю!
Крестные ходы ушли в храмы. Звон на минуту прекраается.
-Уходите с колокольни! – советуют мне, - сейчас ударим во все колокола
Замечательно, что все ивановские колокола. несмотря на разницу в весе и времени отливки, всегда составляли один аккорд, и всегда звучали в один «серебряный» тон. В этом «несравненная красота ивановского звона».
- Уходите! Уходите!
Сейчас ударят во все 15 колоколов.
По витой темной лестнице, путаясь в переходах, по каменным «мешкам» бегу вниз.
И вдруг все снова дрогнуло.
- Второй звон.
Загудел Большой.
Малиновым стоном пронесся «шестерик», - удар в шесть небольших колоколов сразу.
Пропели «корсунские» колокола.
В «сплох», вместе, снова ударили Большой, Успенский, Воскресный и Реут.
Если б человека, попавшего в первый раз спросить:
- Что это?
Он никогда бы не сказал, что это:
- Колокольный звон.
Это рев.
Словно ревет земля.
Такую симфонию мог создать один Бетховен – народ.
И на этом страшном фоне веселится, радуется, играет перезвон ближайших колоколен.
Перед нами внизу играет такой оркестр, как Москва, такую симфонию, как пасхальная ночь.
Ночь светлого и страшного чуда.
И огоньки ее горят, словно огоньки перед мириадами пультов невидимых великих музыкантов.
Звездами трепетала земля.
И ожило небо.
Все небо над Москвой полно взлетающими и падающими звездами.
Какая волшебная ночь!

Р. С.

Источник: «Москва и ее жизнь», 1914 год.

запись создана: 04.05.2013 в 23:11

@темы: История, Книги, Москва, С Праздником!

---

О санитарной обстановке в Москве XVII в. по материалам археологических раскопок на Манежной площади.

Из книги А. Г. Векслева "Манеж и Манежная площадь Москвы".

"Еще в XVI в. главным торговым центром Москвы стал Китай-город, который наряду с этим являлся местом жительства знати и богатых купцов.

При этом основное ремесленное и торговое население размещалось на территории Белого города и Деревянного города, куда входили и такие ремесленные слободы, как Заяузье и Замоскворечье. Что же касается Занеглименья, то о его «специализации» красноречивее всего говорят названия его рядов и переулков: Охотный, Птичий и Пряничный, Яблочный, Дынный и Огуречный, Крупяной, Капустный и Обжорный. Правда, в 1670 г. Охотный ряд был переведен на место занимаемое современной гостиницей «Москва», но общей картины это не меняло: здесь универсальная торговая сторона. Здесь можно было и накупиться всякого товара, и досыта наесться в на удивление чистых кабаках.

А откуда мы взяли, что - в чистых? Разве классическая русская литература и фильмы не говорят обратное – что в чаду и дыму, в грязи на столах и объедках под ногами сидели там унылые или буйные пьяницы, то ругаясь. то заводя печальные песни?
Нет, получается совсем не так. Согласно археологическим данным, сам уровень культуры был здесь и тогда достаточно высок, чтобы исключить подобные представления о быте москвичей.

Начнем, с общей, городской «гигиены» Поднявшись до этого яруса, мы бы удивились чистоте на улицах. Картина художника, на которой москвичка поднимает полы платья, чтобы пройти по грязи, не запачкав их, не слишком соответствует истине. Разве что в сильный дождь.
Дело в том, что раскопки показывают: каждый из этих рядов и переулков был хорошо замощен. Мостовые были, правда, бревенчатыми, но их явно не доводили до запущенного состояния, и они прекрасно сохранились даже сегодня, пусть и под землей и асфальтом. Их бревенчатые покрытия – древние настилы мостов обнаружены на целом ряде участков Манежной площади. За века мостовые наслоились: удалось проследить три-четыре яруса этого дорожного мощения, последовательно менявшегося во времени от Ивана Грозного до царя Алексея Михайловича. На одном из участков было обнаружено даже пять ярусов, последовательно сменявших друг друга: в древности здесь шел проезд, соединявший трассы Тверской и Волоцкой дорог.

Настилы состояли из округлых бревен и уплощенных плах диаметром 20-30 см, уложенных на продольные мощные бревна-лаги.
Эту же картину видят и тогдашние посетители русской столицы: «По улицам всюду мостки и хворостяные гати вместе мостовой», «Улицы широки, но осенью и в дождливую погоду очень грязны и вязки. Поэтому большинство улиц застлано круглыми бревнами, поставленными рядом; по ним идут, как по мосткам».

Более того, некоторое время улицы мостили и булыжником. Во всяком случае, наши археологи удивились, когда на трассе Лоскутного переулка ниже бревенчатых оказались булыжные мостовые. Эта дорога была вымощена в конце XVIIв. Понятно, что позднее что-то произошло, раз камень снова заменили на бревна, но сама культура чистых улиц, как видим, продолжала существовать. К тому же можно и предположить, что именно произошло после конца XVII в.: реформы Петра. Они так напрягли страну, что оказалось не до сбора булыжника – на Петербург бы хватило…

Кстати, как уже говорилось, по этой дороги в Занеглименье несомненно проезжал и сам Петр Великий. Да и куда ему было деться. если мощеная деревом Тверская дорога как раз и появляется в археологическом горизонте второй половины XVI – XVII вв. Правда, это была не нынешняя Тверская – тогдашняя главная трасса страны проходила от кремлевской Кутафьей башни сначала в сторону Большой Никитской улицы, а далее по Моховой и лишь за нынешней гостиницей «Националь» поднималась в гору и шла далее, куда ей положено. Впрочем, прямая дорога к Красной площади также существовала. (…)

Второе, почему мы можем смело говорить о соответствующем времени, конечно, но – чистом и гигиеническом быте московского горожанина в период после Смуты, - это археологические сведения о потребностях этого самого горожанина. Он начинал обед с пользования рукомоем, его жена готовила обед в печи, украшенной изразцами, на стол она ставила чернолощеную посуду, при этом игриво выставляла ножку, обутую в сапожок с тиснеными узорами, и лукаво улыбалась подкрашенными губками. А на запястье как бы невзначай спадал браслет тонкой ювелирной работы…

Могли люди с такими запросами выбрать кабак, вылавливать из щей тараканов? Вряд ли. И ведь речь идет не о каких-то исключительно богатых горожанах. Судя по развитию ремесленного производства, спрос на указанные изделия был массовым."

@темы: Книги, Москва, Мнения, Археология

---

Продолжение. Переезд.

Обычно горожане перебирались на лоно природы с установлением настоящего тепла – как правило, когда в начале мая распускалась листва. Москвичей со сравнительно скромными доходами, которых дороговизна столичной жизни вынуждала откочевывать на дачи пораньше, называли «первыми ласточками». Местность, где им приходилось обитать, не отличалась особыми природными красотами:

«Большинство „осиновских“ дачников переезжают сюда в первых числах мая и живут до конца сентября, а то так и до начала октября, если осень удастся теплая. Самые же экономные и расчетливые дачники или же такие обыватели, скромный бюджет которых заставляет осторожно обходиться с каждой копейкой, переселяются на дачу в половине апреля, лишь только сойдет снег, лишь только представляется хотя бы маленькая возможность жить в сколоченных из барочного леса домиках и тем сохранить несколько десятков рублей из скромного бюджета.

Рублей за семьдесят в лето в Осиновке можно нанять дачу «со всеми удобствами». Что это за удобства – вопрос иной, но все же это дача, все же ребятишки не дышат московской пылью, не задыхаются от городских «воздухов», а родители их имеют возможность месяцев шесть или пять с половиною отдохнуть от непосильного бремени городских квартир, от алчности дровяников, ну да и приятно все-таки сказать знакомому, который остается в Москве, что мы-де живем на даче. Ведь очень много таких, которые не имеют возможности поехать и в эту самую Осиновку».

Отъезд из города «первых ласточек», их мучения, связанные с перевозом домашнего скарба, также не проходили мимо внимания юмористов. Сделанные ими «зарисовки с натуры» по заведенному порядку появлялись на страницах изданий вроде московского журнала «Искры»:

«Тише, черти! – кричит маленький, тощий человечек в чиновничьей фуражке, – этак ведь вы камня на камне не оставите!..
Дюжие ломовики перебрасывают, как перинку, ореховый шкап на широкую «платформу». Два воза, еще не нагруженные, стоят на дворе. Кругом весь квартирный скарб – столы, стулья, кровати.

– Да тише же! Вам говорят, – не успокаивается чиновник.

– Будьте благонадежны, – говорит рыжий ломовик, – не впервой... Одиннадцатый год перевозим... С вашего двора вчерась полковницу одну свозили – все в аккурате.

– Да, в аккурате! – вмешивается дворник. – А комод-то? Вдребезги, ироды, комод разнесли...

– Комод!.. Так ведь это, братец, мебель какая? Старомодная, она век свой отжила... Комод, друг ты мой, завсегда расшибется, хошь ты его пальцем не тронь... Митюха! Заводи веревку-то, цепляй шкап-то под жабри-ну... Та-а-ак!.. Крепче тяни, небось...

– Да ведь трещит! – останавливает его чиновник.

– А это он от удовольствия, ваше благородие... потому приятно ему, затяжку чувствует, ровно бы барыня в корсете...

На лестнице раздается гул от падения чего-то твердого. Затем треск. Чиновник кидается, как угорелый.
– Разбили, анафемы!.. Вот народец-то!..

– Сглянь-ка, Митюк, – говорит рыжий ломовик, – чего это там Петруха ахнул...

– Да чего смотреть-то? Знамо дело – умывальник... Говорил ему, лешему, что беспременно опрокинет...

Чиновник суетится около разбитой мраморной доски и отскочившей дверцы. Сверху спускается его жена с двумя ребятишками.
– Карета приехала?

– Нет еще... а вот тут умывальник приехал, – вдребезги разнесли...

– Рази нарочно? – оправдывается ломовик, – лестница-то склизкая, нога не держит... »

По свидетельствам современников, к поломкам мебели при переездах обыватели относились без излишнего драматизма, поскольку в Москве было много столяров, и труд их стоил недорого.

Те из горожан, кто снимал дачи, уже обставленные мебелью, свой скарб на лето помещали для сохранности на специальные склады. Один из них, например, располагался на Болотной улице в «Кокоревском подворье».

В своих мемуарах Н. М. Щапов упоминает, что на даче, которую его отец, приказчик торгового дома, снимал в течение многих лет, стояло «много специальной дачной мебели». И тем не менее для переезда туда и обратно ежегодно их семейству требовалось пять возов: «с бельем, одеждой, книгами, посудой, игрушками, кухонной утварью, корытами, бочками, курами и т.д. ...Рояль перевозится отдельно особой конторой». Интересно, что у опытных хозяев процесс сборов был отработан досконально, и это гарантировало от потерь в пути:
«Из сарая в комнаты приносится несколько сундуков. В один укладывается белье и одежда, в другие (в сено, чтоб не разбилась) – посуда, в третьи – съестные припасы: мука, крупа, масло, сахар – много сахара, ведь будет вариться варенье.

В день переезда ранним утром приходит пять подвод с пятью неуклюжими возчиками-мужиками. Зато папа из амбара присылает самого ловкого, расторопного артельщика – черноватого Василия Козлова. Последний является с запасом красиво сложенных, остро пахнущих рогожек и с пучком крепких, уже нарезанных на концы бечевок.

На дворе, на солнышке расстилаются две рогожки, на них складываются тюфяки, подушки, одеяла всей семьи. Внутрь запихиваются зеркала и зонты. Все это покрывается опять рогожами и по краям зашивается бечевками, продетыми в медную иголку. Это – тюки. Кухарка укладывает кухонную посуду в бочки.

Все перевозимое имущество вытаскивается возчиками на двор и по указаниям Козлова нагружается на подводы. Он заботится о том, чтобы возы были нагружены равномерно, а не так, чтобы все тяжелые сундуки попали на одну подводу, а легкая плетеная мебель – на другую. Надо, чтобы в дороге ничего не развалилось, не потерялось и не побилось и чтобы сопровождающим было удобно сидеть наверху вместе с самыми хрупкими грузами – курами и детским велосипедом.

Наверху усаживаются Козлов, дворник, кухарка и горничная. Уложив возы, возчики, дворник и сам Козлов собираются на кухне: им полагается водка и закуска. Потом обоз «с Богом» трогается. Ворота закрываются, наступает тишина.
Мы тоже закусываем, няня подметает пол, потом отправляется нанимать легковых извозчиков. Мама запирает шкафы, сундуки, окна и двери. Правда, наиболее ценные вещи (шубы, зимние платья, столовое серебро) уже свезены в фабричную кладовую и уложены там с камфарой и скипидаром (позже стали употреблять нафталин) в огромный, горбатый, обитый жестью сундук. Садимся попарно на извозчиков... В руках – самые нежные бьющиеся вещи: лампы, вазы, часы. По дороге обгоняем медленно плетущиеся возы, машем сопровождающим руками, бабы смеются, сидя наверху, мужики степенно шагают сбоку.

Отпираем дачу... Терраса еще непривычно гола. Не повешены и не прибиты дворником занавески из парусины, обшитые красной каймой с фестонами. [... ]

Пришли возы, суматоха. Все распределяется по своим местам. Чаю днем нет – некогда. Ужинаем поздно, когда кухарка Анна раз берется и успеет что-то состряпать на шестке, на тагане, на лучинках, ведь еще нет ни керосинок, ни тем более примусов»

@темы: История, Книги, Москва, Интересное

---

Продолжение. О бывших дачных пригородах Москвы.

Если же говорить серьезно, то к началу XX века многие дачные местности уже давно имели сложившуюся репутацию, и в «сезон» на страницах периодических изданий постоянно появлялись характеристики мест летнего обитания москвичей. Вот, для примера, небольшие отрывки из обзоров, относящихся к 1902 году:

«Самое именитое замоскворецкое купечество на дачный сезон переселяется в Сокольники. Их шикарные дачи-особняки подчас напоминают конструкцией те же самые замоскворецкие дома-особняки – только малость полегче материал будет... Ну, и фантазии архитектор больше допустил... А так дом на совесть, – хоть зимой живи. Цены дач дорогие. Поближе к Сокольникам – приступу нет, подальше – доступнее. [...]

Воробьевы горы. Два села – Воробьево и Троицкое-Голенищево – расположены на них, но жилые и полужилые дачные строения раскинулись по всем окрестностям. Крестьяне, не впадая в преувеличение, можно сказать, все живут панорамой Москвы и эксплуатируют ее всевозможным образом.

Одни сдают землю под дачи москвичам, которых притягивает как магнит эта панорама. Другие сдают свои избы под дачи. Третьи – лесочек и садик для «чайничья». Четвертые – сами чайные содержатели. Пятые – объегоривают всякими иными способами.

Особенно много на Воробьевых горах именно этих пятых.

Легкий труд «показывания Москвы» дурно отразился на нравственности [крестьян] Воробьевых гор. Дачники особенно жгуче недовольны именно своими хозяевами-крестьянами, и, если не будут приняты меры, данный промысел здесь должен совсем сократиться. [... ]

Кузьминки действительно представляют прелестный уголок, но природной красотой далеко еще не исчерпывается все их значение как дачной местности. Они для москвича должны быть дороги ощущением, что в 15 верстах от Москвы он может найти себе настоящий деревенский покой и отдых, а не то расшатывание нервов, каким награждает вас большая часть других дачных поселков.

Действительно, на пространстве 140 десятин раскинулись 32 дачи; вы смело можете отправляться гулять в парк, не надевая шикарных туалетов, и можете быть вполне уверены, что вас никто не встретит; наоборот, – желаете общества, вам стоит отправляться в места для прогулок, наиболее излюбленные кузьминскими дачниками.

Ко всему присоединяется отсутствие пыли, грязи, громыхающих поездов с ужасными ревунами-свистками, граммофонов и прочей прелести. [...]

Одной из любимейших дачных местностей зажиточных и полузажиточных московских жителей является Кунцево. Станция Кунцево находится на десятой версте по Брестской железной дороге. Лица, не желающие считаться с прелестью железнодорожного движения, могут проехаться из Москвы туда даже на извозчике, не говоря уже о велосипеде. Вы слезаете на станционной платформе, длинной-длинной и почти всегда кишащей дачниками, встречающими, провожающими и просто гуляющими здесь! Это – Кунцевский клуб. От самой платформы начинается Новое Кунцево. Ряд дач среднего размера и качества тянутся вдоль шоссе, поворачивают от него направо, углубляются в рощу и образуют общедачный пейзаж. Дачки перекинулись даже и по ту сторону от шоссе, но там не так удобно: растительность скудна. Цены на дачи недорогие, при каждой отведен приличный участок для сада, – вот почему дачи в Новом Кунцеве почти не пустуют.

Одинцово. Место здесь не дорого, поэтому дачи не прижимаются одна к другой, а чувствуют себя свободно. При каждой – цветник, садик. При многих даже огороды. Чем дальше они стоят, тем тише, спокойнее, медленнее бьется пульс дачной жизни, и дачи мало-помалу превращаются из дач в именья».

Для сравнения приведем характеристику Сокольников из обзора, написанного в 1913 году: «Теперь Сокольники – очаровательный уголок. Широкие аллеи с прекрасными дорогами, электричество, безупречные подъездные пути сделали то, что москвич, особенно занятой, которому нельзя далеко уезжать из города, тянется сюда со своим летним скарбом, наполняя дачи в конце апреля. [...]

Дачи тут дороги и, конечно, разбираются загодя. Впрочем, на окраинах можно получить и недорогую дачку, но там Сокольники носят характер скорее города и могут удовлетворить лишь очень невзыскательных людей.

«Хорошая» публика последнее время стала избегать Сокольников. Действительно, в праздничные дни, когда происходит великое переселение народов, в Сокольниках жутко – очень уж пьяно и шумно».

Представление о дачном поселке «на окраинах» Сокольников, селе Богородском, можно почерпнуть из воспоминаний Н. М. Щапова: «К моему времени оно было густо, беспорядочно застроено мелкими дешевыми дачами, разделенными узкими, грязными, никогда не просыхавшими проездами. По одному из них с трудом пробирался рельсовый путь конки. Дачники были бедные, среди них было много многодетных евреев с грязными ребятишками. Богородское часто выгорало целыми районами».

Видимо, такого рода поселки имел в виду М. Любимов, когда в 1914 году на страницах «Голоса Москвы» иронизировал по поводу неистребимой тяги москвичей летом устремляться на дачи:

«На даче так хорошо: пахнет луком и капустой из кухни соседа, видно, что стирает соседская прачка, как дерутся дети почтенного визави, и слышно, как ругается с кухаркой Анна Петровна.

А после обеда можно лечь в гамак, – за отсутствием деревьев привязанный к двум столбам, – и вдыхать придорожную пыль, наслаждаясь музыкальными криками:
– А-агурчи-ки-и зе-ле-ны-ы! Цветна-а капуста-а-а!..
Над головой хрипит чей-то граммофон, справа ругаются, слева просто кричат.
Как безумно весело!
И как близко к природе!»

Некоторые прилегавшие к Москве дачные местности при определенных условиях превращались в своеобразные фешенебельные пригороды. Примером может служить Петровский парк.

«Давно ли, кажется, он представлял из себя настоящую деревню с запущенным лесом, служившим надежным пристанищем всевозможным рыцарям легкой наживы, – писал „Голос Москвы“. – Дачи, если можно было назвать собачьи конуры дачами, занимались туго и, за исключением собственных, обслуживали среднюю буржуазию. Колоссальный рост бегов и скачек все изменил; трамвай, связавший город с парком, давал возможность служащему человеку жить в парке без ущерба для себя, и жизнь вдруг закипела ключом.
Парк пообчистился, появились изящные особняки, и московский Булонский лес, как стали называть парк, стал самым популярным местом».

В Петровском парке, например, располагалась знаменитая вилла «Черный лебедь», выстроенная по заказу Н. П. Рябушинского. «Вся Москва» с завистью говорила о собранной там коллекции художественных произведений. Так, в 1910 году газета «Раннее утро» писала о Рябушинском: «При первых известиях о революции в Португалии отправился туда, приобрел там массу предметов из имущества, конфискованного в католических монастырях, и теперь комнаты „Черного лебедя“ заполнены статуэтками Мадонны, разными распятиями и другими священными предметами католического культа редкой художественной работы».

Но главной темой пересудов были «афинские ночи», которые устраивал миллионер в своей загородной резиденции. Во время одного из кутежей «Рябчик», как звали среди литературной богемы хозяина «Черного лебедя», в одночасье проиграл виллу в карты «нефтяному королю» Манташеву.

Со временем развитие дачных мест приводило к тому, что они превращались в «поселения-спутники» Москвы, где жизнь не замирала и зимой. В них возникали особые комитеты – «общества благоустройства», которые целенаправленно занимались улучшением быта. Об успехах одного из таких обществ, Лосиноостровского, в 1910 году сообщала газета «Раннее утро»:

«Благодаря близости от Москвы, удобству, дешевому сообщению – Лосиноостровский поселок развивается с каждым годом. Жителей в зимнее время здесь около 3000 человек, которые живут по правой и левой сторонам железной дороги.

На правой стороне – поселок Общества торговых служащих. На левой стороне имеется общество благоустройства, благодаря работе которого местность принимает все более и более благоустроенный вид.

Этой осенью открыты образцовая гимназия и детский сад для детей обоего пола. Гимназия помещается в центре поселка, в парке Удельного ведомства, в собственном здании.

Организуется вольно-пожарная дружина. Поселок освещается круглый год. Вся левая сторона поселка освещается керосино-калильными фонарями. Имеются, кроме частных, две потребительские лавки, два аптекарских магазина, парикмахерская и пр. В январе предполагается открыть почтовое отделение.

Общество благоустройства заботится о возможных увеселениях «поселян». В здании гимназии в течение зимнего сезона предполагается устраивать периодические литературно– вокально-танцевальные вечера и спектакли. На площадке о– ва будет устроен каток и гора и будут организовываться прогулки на лыжах.

Благодаря наплыву желающих зимовать в поселке, поднялись цены на зимние дачи и спешно строятся новые дома, приспособленные для зимнего жилья.

Много сетований слышится со стороны жителей по адресу железной дороги: благодаря тому, что на правую сторону нет перехода, приходится пролезать через вагоны или обходить чуть ли не за версту. Понятно, что это возбуждает справедливое негодование среди посельчан».

@темы: История, Книги, Москва, Интересное

---

О дачах.

В. Руга, А. Кокорев "Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века."

Лето

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
А. С. Пушкин

Вслед за великим поэтом жители дореволюционной Москвы предъявляли лету свои претензии: шум, пыль, неприятные запахи.
Стоило горожанам с наступлением тепла выставить зимние рамы и открыть окна, как в их жилища врывался многоголосый шум улиц. Ранним утром сон обывателя прерывали гудки фабрик и заводов, извещавшие рабочих о скором начале смены. Спустя какое-то время раздавались крики уличных торговцев, старьевщиков, бродячих стекольщиков или точильщиков.

Но подлинным испытанием был грохот и скрежет железных ободьев тележных колес по булыжной мостовой. Железо, соприкасаясь с камнем, истирало его и создавало пыль. После проезда тяжело груженного обоза, так называемых ломовиков, пыль на улице стояла столбом.

Для борьбы с запыленностью Городская дума практиковала поливку мостовых. По улицам и площадям разъезжали специальные бочки, к которым были приспособлены широкие лейки. Однако само устройство булыжного покрытия – камень укладывали на песчаную подушку – подразумевало быстрое впитывание воды, да и камни под жаркими лучами солнца мгновенно высыхали. В результате, спустя короткое время после полива, пыль снова витала в воздухе.

Кроме малой эффективности, очевидцы отмечали еще одну особенность применения поливальных бочек: они продолжали разъезжать, щедро орошая улицы водой, даже во время проливного дождя.

Машины-цистерны, появившиеся на смену бочкам, также отличались чудачествами, но уже на свой лад – у них явно имелось стремление к «звездным пробегам». На эту странность «поливалок» «Голос Москвы» обратил внимание в 1913 году:

«Казалось бы, что этой гигантской машине, занятой спокойным и полезным делом поливки улиц, решительно некуда торопиться.
На деле же веселые шоферы катаются, развивая почти предельную скорость. Вообразите себе это чудовище, разбрасывающее вокруг себя на несколько сажен воду, мчащимся взад и вперед со скоростью хотя бы трамвая».

Господство гужевого транспорта, неразвитость канализационной сети, мусорные ящики и ямы, имевшиеся в каждом дворе, – все вместе способствовало созданию в городе особого «летнего» аромата.

Чтобы избежать жизненных неудобств, связанных с наступлением лета, москвичи перебирались за город – на дачи. В общем смысле под этим понятием 100 лет назад подразумевалось обитание за пределами городской черты, а в частности под дачей понимались и бывший барский дом, и крестьянская изба, сданная на лето, и специально выстроенные домики. Понятно, что в каждую из этих категорий дачники вселялись в зависимости от своих финансовых возможностей.

Зажиточные люди покупали пришедшие в упадок «дворянские гнезда», превращали их в летние резиденции, а заодно налаживали в них образцовые хозяйства. (...)

Поэтесса Нина Серпинская вспоминала, как в детстве она гостила в Быкове, по Казанской дороге, на даче, принадлежавшей ее дяде, профессору медицины:

«Самая красивая и заметная была дача Александра Павловича и Анны Николаевны Разцветовых, в три этажа, с вышкой, удобствами, которых мы не имели даже в Москве: проведенной водой, двумя ванными, смывной уборной, оранжереей, паркетными полами, двумя террасами – утренней и вечерней. Густые кусты жасмина окружали весь дом. Дальше от передней парадной террасы, по площадке, усыпанной песком, среди огромного цветника непрерывно бил фонтан из зонтика, прикрывающего нежную пару – обнявшихся девочку и мальчика. Шпалеры темно-красных роз, георгинов и пионов окаймляли ведущую к выходу аллею.

За вечерней террасой разбросались неожиданно заросли беседок, клумб, кустов, казавшихся непроходимым лабиринтом и переходивших в густой, почти не расчищенный смешанный лес».

Дача, выстроенная неподалеку отцом мемуаристки, скромным служащим парфюмерной фабрики Ралле, нисколько не напоминала «палаццо» богатой родни: «...дача вышла неудобной, тесной, темной: внизу – только четыре комнаты, столовая – проходная, кухня – с дымящейся плитой, уборная – холодная, постоянно засоряющаяся, темная, лестница наверх – крутая, извилистая, – и три продуваемые ветром комнаты с маленьким балкончиком на крыше. Мебель, привезенная из Москвы, стояла случайно, неудобно, неуютно. Крыша начала скоро протекать, и ее потом каждый сезон безрезультатно чинили. Вода из срубного колодца пахла ржавчиной, а артезианский обваливался.»

Несмотря на все недостатки, семья Серпинских имела главное – собственное пристанище на лето. Москвичам, которые не могли обзавестись загородной недвижимостью, дачу приходилось снимать. Судя по газетным публикациям столетней давности, самые предусмотрительные из горожан приступали к решению этой проблемы еще в марте.

«Ах, это повторяется из года в год с роковой последовательностью и неизбежностью, – описывал фельетонист „Голоса Москвы“, как в начале весны „дачные“ думы вдруг овладевали горожанами. – Чуть только солнце сделается поласковее и начнет щедрее пригревать озябшую землю, на сцену появляется самый нелепый из всех нелепых вопросов – дачный вопрос.

В природе еще зимне-весеннее недоразумение, еще инфлуэнца, флюсы и плевриты чувствуют себя хозяевами положения и пока не собираются сдавать занятых позиций, а москвич уже затосковал.
Бог его знает, что с ним делается и почему весеннее дачное сумасшествие неизбежно, как любовь, но только с первых же чисел марта начинаются вопросы:

– Вы куда?

Москвичи понимают друг друга.

На вопрос «вы куда» никто не ответит:
– Домой обедать.
Или:
– К свояченице на именины.
Вопрос считается вполне ясным и определенным:
– В Кусково.
Или:
– В Вешняки.
И после этого начинается длинный и нудный сезонный разговор о преимуществах Кускова и Вешняков и недостатках Химок или какой-то 17-й версты.

Сейчас в дачных местностях уже появились «наниматели». Это типы наиболее нетерпеливые, которым кажется, что вот-вот все дачи разберут и им ничего не достанется. Так как таких типов много, то они сами и создают дачную горячку и достигают того, что к концу марта действительно ни одной «порядочной» дачи уже не найти».

Литераторы-юмористы, оседлывая из года в год привычного конька, старательно отображали в своих произведениях каждый шаг будущих дачников. Если верить журналу «Искры», «сезон» открывался семейным советом, на котором супруги обсуждали наем будущих чертогов, как это делали герои одного из рассказов на «дачную» тему:

«Хорошо бы прошлогоднюю дачу взять, – проговорил Ребрышкин. Но m-me Ребрышкина возмутилась.
– Ни за что! Помилуй: справа палаццо и слева палаццо, а наша дача торчит каким-то заморышем. Я все лето не знала, куда от стыда деться...
– Ну, так ведь палаццо-то, матушка, по двести пятьдесят да по триста ходят, а наша-то всего шестьдесят. Разница!..
– Можно за эти же деньги найти другую, где бы не торчали перед глазами всякие выскочки...
– Мухинскую возьмем...
– Сада нет.
– Ну – Полозовых. Хорошая дача: и сад, и все...
– Это во дворе-то? Очень нужно...
– А ту... желтенькую?
– Ах, оставь, пожалуйста! Ты готов куда угодно меня запечь, чтоб только винтить[97] тебе было удобно...
– Я думаю у Ивана Савельева снять... знаешь – на дороге?
– Это чтобы у решетки торчать и опять на офицеров глазеть? Нет уж, матушка, уволь... Будет и прошлого года...
У m-me Ребрышкиной вспыхивают зловещие огоньки в глазах, но она еще сдерживается.
– Потому я хочу Савельевскую дачу взять, – говорит она, – что хорошая и удобная дача...
– Очень удобная! Мне вместо комнаты каморка с окошком в хлев... Хорош кабинет!..»

Не будем утомлять читателей подробностями длинного спора. Как всегда, глава семьи под мощным натиском супруги вынужден был уступить, хотя последнее слово осталось за ним: «Нанимайте, что хотите и где хотите, – шипит Ребрышкин, – мне наплевать. Но я вас предупреждаю, собакой я жить не намерен и, ежели что, в городе останусь... да-с...»

Относительно же дач-дворцов, которые «ходили» по 250—300 рублей за сезон (с мая по сентябрь), стоит заметить, что такие цены существовали в первые годы XX века. В 1914 году в газетах писали по дачному вопросу: «..."порядочной"» московской дачей называется такая, в которой дует изо всех щелей, крыша «с протекцией», окна «без притворства», а двери «без запирательства», при цене от 300 до 500 руб., а иногда и дороже.

При даче «садик»: две метлы, из которых можно сделать полтора пучка розог, и один столб, на котором можно повеситься.
Масса удовольствий за небольшие деньги!»

Сам поиск будущего пристанища был делом далеко не легким. Опытные люди предупреждали, что к такому роду информации, как газетные объявления, следует относиться с опаской. Об этом же говорилось в рассказе А. М. Пазухина «Март»:

«„Глава“ берет газету и начинает просматривать публикации.

– Ишь, нагородили сколько!.. Удобная дача со всеми принадлежностями... Дача со всеми удобствами в живописной и здоровой местности... Барский дом-дача с отличным купаньем и вековым парком... Одним словом, чего душа хочет, того душа просит. А как поедешь смотреть, так и окажется, что дача со всеми удобствами курятник какой-нибудь... Превосходным купаньем называется гнилая лужа, а чудный парк состоит из полудюжины ощипанных деревьев, с которых даже розги не выберешь... чтобы ребятишек выпороть».
Убедиться в добросовестности сделанных предложений можно было только личным осмотром. Но для того чтобы отыскать заветные ворота, на которых висел клочок бумаги с надписью: «Здаеца сматреть можна. Оцене узнать в лавке», приходилось предпринимать настоящую экспедицию по весенней распутице. Не гарантировали успеха и переговоры с «дачным агентом», бравшим «первопроходца» в оборот, едва тот успевал сойти с поезда:

«Пожалуйте, господин хороший, пожалуйте, – говорит он, извиваясь ужом. – Дачку мы вам сейчас предоставим. Первый сорт дачка есть, такая дачка, что не токмо во всей округе, а даже в целой Европе нет... генеральская дачка, полковничья. В прошлом году один фабрикант жил, так, уезжая, красный билет мне пожаловал и стакан шампанского вынес. „Вот, говорит, тебе, Никитич, за то, что ты мне дачей услужил. Пожалуйста, говорит, Никитич, не отдавай ее никому на будущий год. Я, говорит, опять приеду, потому эта дача единственная“. Пожалуйте, сейчас вам покажу ее.

– Да ведь ты говоришь, что фабрикант этот ее за собой оставил?..

– Фабрикант?.. Он, господин, точно что оставил, а только сейчас у него семейное происшествие и он приехать не может. А то бы он ни в жисть эту дачу не уступил, так бы и умер тут.

Искатель дач отправляется в неведомые страны, покрытые непроходимыми снегами, вязнет в этих снегах по пояс, проваливается в зажоры, скачет через лужи и наконец попадает в какую-то хибарку, со всех сторон подпертую и окруженную некоторым подобием парка.
– Зачем же ты привел меня, проклятый, сюда? Ведь это не дача, а собачья конура, ведь она сгнила вся, ведь тут и через крышу, вероятно, льет и ветром всю шатает эту дачу...

– Ах, господин, да как же ее может шатать, ежели она сейчас вся на подпорках, нисколько ее даже не шатает. А ежели насчет дождя, так это кум исправит в лучшем виде. У меня, господин, кум миллионер, ему двести-триста целковых выкинуть ничего не стоит. Он вам и щели все забьет, и даже дозволит вам новыми обоями эту дачу оклеить, ежели ваше такое желание будет».

@темы: История, Книги, Москва, Интересное

---

О вагантах.

Слово «вагант» - латинское и в переводе на русский язык значит «бродячий», или, если употребить более благородный его синоним, «странствующий». В средневековой Западной Европе так называли студентов, школяров, низших клириков, которые бродили по разным странам. Студенты и школяры переходили из одного университета в другой, потому что каждый из университетов славился преподавателями какой-либо науки, а клирики бродили в поисках службы. Это был народ в основном молодой, грамотный, развитой, вкусивший «плодов просвещения», знавший международный в то время язык – латынь и весьма заносчивый, так как чувствовал свое превосходство над окружающими.

Ваганты путешествовали и в одиночку и группами, последнее было безопаснее и веселее.

Ваганты составляли своеобразное многонациональное товарищество со своей системой нравственных и поведенческих правил и ценностей. Они создали свою корпоративную культуру, самой примечательной чертой которой была литература. Основным жанром литературы вагантов была поэзия на латинском языке. Темы их поэзии разнообразны в ней представлены как религиозное направление – духовные песни, так и светское – студенческая жизнь, наука, любовь, социальное устройство общества, возмущение ее не справедливостью, сатира на духовных и светских властителей.

Многие свои лирические и сатирические стихи они пели, и их песни пользовались большой популярностью и любовью у слушателей. (…)

В исторических источниках появление вагантов отмечено в XI – XII вв. Со временем, в XIII – XIV вв, к «ватагам» вагантов – студентов стали присоединяться профессиональные артисты: драматические актеры, музыканты, танцоры, певцы, гимнасты, жонглеры. Это обогатило творчество вагантов еще одним жанром – драматическим. Впрочем, и сами студенты не были чужы драматического искусства, в средневековых университетах сложился даже особы драматический жанр – «школьный театр», в котором играли назидательные пьесы на библейские и исторические сюжеты. В России подобный театр появился в XVII – начале XVIII в.

Сочинения средневековых вагантов до сих пор популярны, они сохранили свою поэтическую прелесть, их переводят, переиздают. Как правило, произведения вагантов анонимны, известны имена лишь нескольких авторов, среди них поэт с мировой славой – Франсуа Вийон.
Образ ваганта – непременный персонаж исторических романов из европейского Средневековья, в которых обязательно присутствуют или бродячий школяр, или студент, или безвестный монах, или священник.

Вагант-школяр (студент) свободолюбив, беден, но весел и жизнерадостен, любовь к радостям жизни в нем так же сильна, как и любовь к науке. Он остроумный собеседник за пиршественным столом, любитель выпить и поесть. Он опытный соблазнитель, умеющий ласковыми словами уговорить и неопытную женщину, и добродетельную чужую жену, однако он способен и влюбиться без памяти. Он не унывает при неудачах, он верный товарищ и кладезь самых разных и удивительных сведений во всех областях наук и практической жизни, что помогает иему неизменно выходить невредимым из самых невероятных передряг и приключений.

Также привлекательны бродячие монахи и священнослужители.

В стихотворении «Орден вагантов» говорится о том, что в их союз входят ваганты «любых племен», и упоминаются некоторые из них: немцы, греки, турки, венгерцы, славяне.

Ваганты разных национальностей приносили в вагантскую литературу свои национальные темы. С Руси пришел «Стих о татарском нашествии»:

Тартара с татарами,
Разимая ударами,
Стонем мы от оного
Воинства Плутонова!
Царства опрокинуты, вытоптаны грады,
Под кривыми саблями падают отряды,
Старому и малому не найти пощады,
В Божиих обителях гибнут Божьи чада,
Через Русию, Венгрию, Панонию,
Сквозь Туркию. Аварию, Полонию,
Сквозь Грузию, сквозь Мидию, Персиду
Легла дорога горя и обиды.

Поэзия вагантов на латинском языке, конечно, имела распространение лишь внутри студенческой корпорации. В XIV – XV вв. ваганты обращаются к сочинению песен на своих национальных языках, и, таким образом, поэтические достижения, темы вагантской латинской поэзии, их просветительский и свободолюбивый пафос обогащают национальные культуры.

К концу XIV – XV веку настоящие ваганты, то есть, студенты, школяры, клирики, со своей интеллектуально-литературной культурой перестали занимать в бродячих труппах главное место. Изменившаяся общая ситуация в обществе в связи с развитием бюрократии, организации школ, как светских, так и при церквах, требовала все больше и больше чиновников, юристов. учителей, то есть грамотных и образованных людей, и число безместных клириков-вагантов резко сократилось. Среди «путешествующих» остались лишь те, для которых бродяжничество уже стало образом жизни и профессией.

Изменился состав групп, ранее бывших вагантскими, изменился из репертуар, морально-этическое направление было вытеснено развлекательным. Но при этом элементы настоящей культуры вагантов не исчезли совсем. Для их выражения возникли и новые формы жизни и организации бродячих интеллигентов-философов.

В. Муравьев

@темы: История, Книги, Мнения

---

О московских холмах.

Из книги И. Е. Забелина "История города Москвы"

"Москва, дѣйствительно, лежитъ «на горахъ и долинахъ», но эти горы и долины образовались собственно отъ потоковъ ея рѣкъ и рѣчекъ. Въ сущности же, въ общемъ очертаніи Москва, большею частію занимаеть ровную мѣстность, что замѣчали и иностранные путешественники еще въ XVI ст. Въ ея чертѣ нѣтъ даже такихъ переваловъ, какіе находятся, напр., въ ея ближайшихъ окрестностяхъ подъ именемъ «Поклонныхъ горъ». Горы и холмы Москвы суть высокіе берега ея рѣкъ; долины и болота— низменные, луговые ихъ берега; такимъ образомъ, эти горы будуть горами только въ относительномъ смыслѣ. Кремль—гора въ отношеніи къ Замоскворѣчью, такъ какъ мѣстность Ильинки или Варварки—гора въ отношеніи къ низменному Зарядью; Маросейка въ отношеніи къ Солянкѣ (Кулижкамъ); но и Кремль, и Ильинка, и Маросейка суть ровныя мѣста въ отношеніи къ Срѣтенкѣ, Мясницкой и т. д. Потокъ Москвы-рѣки, какъ и всѣхъ почти мелкихъ рѣкъ Московской области, въ своемъ извилистомъ теченiи, безпрестанно поворачивая въ разныхъ направленіяхъ, образуеть почти при каждомъ болѣе или менѣе значительномъ поворотѣ обширные луга, долины, которые нерѣдко своимъ общимъ видомъ, окруженные высокими берегами, представляютъ дѣйствительныя котловины. Въ отношеніи такихъ-то котловинъ высокіе берега, разумѣется, становятся горами.

Мѣсторасположеніе Москвы и состоитъ изъ такихъ горъ и долинъ; въ этомъ и заключается общая характеристика ея топографіи, но это же самое не даетъ точнаго основанія представлять мѣстность Москвы «котловиною, усѣянною на ея днѣ холмами».

Ровная мѣстность, на которой, главнымъ образомъ, расположена Москва, бѣжитъ къ Москвѣ-рѣкѣ съ сѣвера отъ Дмитровской и отъ Троицкой (Ярославской) дороги.

Оттуда же, съ сѣвера, отъ боровой лѣсистой стороны къ югу, въ Москву-рѣку текутъ — Неглинная посрединѣ; къ востоку отъ нея—Яуза, а къ западу—рѣчка Прѣсня. Приближаясь къ городу, эта ровная мѣстность начинаетъ распредѣляться потоками упомянутыхъ трехъ рѣкъ на нѣсколько возвышеній, т. е. возвышеній лишь относительно русла этихъ потоковъ, относительно тѣхъ небольшихъ долинъ, которыя ими промыты.

Главныя, такъ сказать, становая возвышенность направляется отъ Троицкой и Міусской заставы сначала по теченію рѣчки Напрудной (Самотека), а потомъ Неглинной прямо въ Кремль; проходитъ Мѣщанскими черезъ Сухареву башню, идетъ по Срѣтенкѣ и Лубянкѣ (древнимъ Кучковымъ полемъ) и вступаетъ между Никольскими и Ильинскими воротами въ Китай-городъ, а между Никольскими и Спасскими воротами—въ Кремлъ, въ которомъ, поворачивая нѣсколько къ юго-западу, образуетъ при впаденіи въ Москву-рѣку Неглинной, — Боровицкій мысъ, — срединную точку Москвы и древнѣйшее ея городище, гдѣ, на мѣстѣ нынѣшней Оружейной полаты, противъ разобранной церкви Рождества Іоанна Предтечи на Бору, первой на Москвѣ, были найдены даже курганныя серебряныя вещи: два витыя шейныя кольца (гривны) и двѣ серги, что, разумѣется, служитъ свидѣтельствомъ о незапамятномъ поселеніи на этомъ же Боровицкомъ мысу или острогѣ.

Съ восточной стороны эта продольная возвышенность, образуя посрединѣ, въ Земляномъ городѣ, между Сухаревой башней и Красными воротами или между Срѣтенкою и Мясницкою Дебрь или Дербь (Никола Дербенскій) съ ручьемъ Ольховцемъ, постепенно скатывается къ Яузѣ, сходя въ иныхъ мѣстахъ, въ верхней сѣверной части, почти на-нѣтъ, а въ иныхъ, по нижнему теченію Яузы, образуя довольно значительныя взгорья, особенно подлѣ Маросейки въ Бѣломъ-городѣ и подлѣ Зарядья въ Китай-городѣ, и, выпуская отъ себя въ Яузу, въ верхней части нѣсколько рѣчекъ и ручьевъ: прежде Рыбенку, текущую черезъ Сокольничье поле, потомъ Чечеру, на которой Красный прудъ, съ ручьями Ольховцемъ и Кокуемъ, теперь уже забытымъ, текущимъ въ Чечеру съ сѣвера изъ Елохова (Ольхова), потомъ ручей Черногрязку и, наконецъ, ручей—Рачку (на которомъ Чистый прудъ), текущій черезъ Кулижки и впадающій въ Москву-рѣку подлѣ устъя Яузы.

По сторонамъ этого ручья Рачки возвышенность образуетъ въ Земляномъ-городѣ береговое взгорье: Воронцово, Воробино, Гостину гору, а въ Бѣломъ—взгорья древняго урочища Боръ и Сады у Ивановскаго монастыря, впереди которыхъ къ Яузѣ лежитъ обширная низменность Кулижка и Васильевскій лугъ (гдѣ Воспитательный домъ). Въ Китай-городѣ таже возвышенность образуетъ Псковскую гору, по которой идетъ улица Варварка съ низменностью урочищъ: Мокрое, Болото (Зарядье). Затѣмъ возвышенность съ той же стороны дѣлаетъ по Москвѣ-рѣкѣ Кремлевское береговое взгорье съ низиною впереди къ рѣкѣ, называемою Кремлевскимъ Подоломъ.

Другая часть той же сѣверной ровной возвышенной мѣстности идетъ въ городъ отъ сѣверо-запада, отъ дорогъ Дмитровской и Тверской, почти параллельно правому берегу Неглинной, который спускается къ рѣкѣ, вообще, довольно покато. Съ западной стороны этой возвышенности, также отъ сѣвера, течетъ Прѣсня, съ ручьями, опуская мѣстность постепенно къ Прѣсненскимъ прудамъ.
Та же мѣстность, приближаясь съ западной стороны къ Москвѣ-рѣкѣ по сю сторону Прѣсни, образуетъ крутые берега въ Дорогомиловѣ (горы Варгуниха, Дорогомиловская, Бережки), которые, идя дальше, постепенно понижаются къ Дѣвичьему монастырю. За Прѣснею тѣ же берега дѣлаютъ урожище Три горы, съ новымъ Ваганьковымъ.

Проходя по Занеглименъю, эта же возвышенность дѣлится у Бѣлаго-города на двѣ вѣтви Сивцевымъ вражкомъ и Черторьею (по Пречистенскому бульвару). Одна вѣтвь, восточная, въ Бѣломъ городѣ образуетъ урочище Красную горку (Уииверситетъ) и Островъ (Воздвиженка), а при впаденіи въ Москву-рѣку Черторьи— мысъ, гдѣ теперь новый храмъ Спасителя и гдѣ найдены арабскія монеты половины IX вѣка. Другая, западная вѣтвь, въ Земляномъ городѣ, образуетъ возвышенность Пречистенки и Остоженки, за которыми на юго-западъ уходитъ въ Дѣвичье поле и въ Москворѣцкіе луга за Дѣвичьимъ монастыремъ къ Воробьевымъ горамъ.

Лѣвый восточный берегъ Яузы, вообще довольно возвышенный, оканчивается у Москвы-рѣки мысомъ же съ горками Лыщиковою и Віливою, оть которыхъ береговое взгорье идетъ и по Москвѣ-рѣкѣ, образуя Красный холмъ, Крутицы, Симоново, откуда прекрасные виды.

Замоскворѣчье представляетъ луговую низменность, гдѣ по берегу противъ Кремля и Китая находился великокняжескій Великiй лугъ и Садовники. Въ срединѣ, ближе къ западу, на Полянкѣ эта низменность имѣла также Дебрь или Дербь (церковь Григорія Неокесарійскаго, что въ Дербицахъ), а къ Москвѣ-рѣкѣ, съ той же западной стороны, оканчивается береговыми взгорьями— урочищами: Бабьимъ городкомъ, Васильевскимъ (Нескучное), Плѣницами (связки плотовъ дровяного и строевого лѣса), гдѣ Андреевскій монастырь, проходя такими же взгорьями къ Воробьевымъ горамъ. Такова общая характеристика мѣсторасположенія Москвы..."

@темы: Книги, Москва, Мнения